Алмазный гусь (из сборника «Убийственное рождество») - [2]

— Не на показанном месте стоишь, здесь не велено, — пробормотал околоточный, рассматривая елки. Он подергал несколько стволов, выбрал самую пушистую и вопросительно посмотрел на Тараканова:

— А вы что стоите, вам елка не нужна?

Осип Григорьевич вспомнил, что Нюра давеча заикнулась, что неплохо было бы нарядить елочку, мысленно пересчитал деньги, решил, что лишний полтинник потратить можно.

— Почем торгуешь? — спросил он мужика.

— Надо бы рубль просить, да уж с вас по шесть гривен.

— За полтинник возьму, — сказал сыскной надзиратель, доставая из кошелька мелочь.

Околоточный меж тем забрал у Осипа Григорьевича елку и кликнул мальчишку от соседней лавки:

— Снеси-ка одну елку ко мне на квартиру, а вторую… Вашу куда доставить прикажете? — спросил Некрылов у Тараканова. Сыщик назвал адрес.

— Слушаюсь, Флегонт Михайлыч… — мальчишка взвалил на каждое плечо по елке и зашагал по улице.

Околоточный посмотрел ему вслед и пошел на рынок.

— Ваше благородие! А деньги? — крикнул мужик вдогонку.

Некрылов обернулся и показал ему кулак:

— Весь проезд перегородил, да еще деньги требуешь! Я те дам деньги!

Мужик надвинул треух на лоб и почесал затылок.

Тараканов посмотрел на его рваный полушубок, на тощую клячу, вздохнул, вытащил из кошелька еще два двугривенных, сунул мужику в руку и поспешил вслед за удаляющимся коллегой. «Ничего, на гусе и окороке отыграюсь. Уж немчуру-колбасника да купца-курятника не пожалею, с них не убудет!» — успокоил себя Осип Григорьевич.

* * *

В сыскную Тараканов прибыл в прекрасном настроении — в ювелирном магазине Гордона удалось приобрести великолепное серебряное колечко за весьма умеренную цену, да еще и получить рассрочку. А пятифунтовый окорок и замороженный гусь достались и вовсе бесплатно. Мясо и птицу он снес на квартиру, велев хозяйской кухарке елку нарядить, окорок сварить, а гуся запечь фаршированным, пообещав за труды полтину и десять аршинов ситца на платье. Потом сходил на службу к Анне Никитичне и честь честью пригласил ее к себе, намекнув на презент. Осталось отсидеть сокращенные вечерние присутственные часы, и можно было наслаждаться жизнью!

В конце совещания начальник его похвалил:

— Молодец, Тараканов, вовремя вы генеральского обидчика отыскали. Градоначальник велел передать вам свое «большое спасибо». К Новому году ждите приказ о награждении. Ну а от меня награду получите незамедлительно — до послезавтра от обязанностей службы я вас освобождаю, можете начинать праздновать прямо сейчас. Только, хм, не здесь. Засим, господа, позвольте закончить, еще раз всех с наступающим праздником, который многие из вас, к сожалению, вынуждены будут провести на службе. Попрошу не расслабляться и пагубным страстям до окончания занятий воли не давать. Честь имею.

Все стали расходиться. В коридоре к Тараканову подошел надзиратель Гаврилов из стола находок:

— Осип Григорьевич, постойте, у меня к вам дельце есть.

— Слушаю, Леонид Петрович.

— Здесь не совсем удобно, — Гаврилов потеснился, пропуская одного из сыщиков, — давайте ко мне заглянем.

* * *

Стол находок столичной сыскной полиции занимал три комнаты в правой части коридора, у самой лестницы. Сыщики прошли через первую комнату, наполненную узлами почтенных размеров, по стенам которой были развешаны предметы мужской и дамской верхней одежды самых разных фасонов, миновали вторую, в которой помещались более мелкие находки — портфели, зонты, стопки книг, — и вошли в последнюю. Здесь стояли несколько письменных столов служащих, а в углу помещался громадный сейф. Гаврилов открыл его и вытащил на свет божий кольцо-маркизу, усыпанную довольно крупными бриллиантами.

— Вы знаете, Осип Григорьевич, я поступил в сыскное отделение пятнадцать лет назад и где-то года через два сыскной службы совершенно потерял веру в человечество! Столько крови, обмана, подлости и непотребства мне пришлось повидать. В столе находок я тружусь менее полугода, а вера в человечество ко мне вернулась! Оказывается, несмотря на всю сложность жизни, в столице империи сохранились честные люди. Более того, их значительное количество! Их так много, что мы вшестером здесь едва справляемся. Каждый день нам приносят множество вещей. Большую часть того, что жители Петербурга теряют на улицах, в вагонах трамваев и конно-железных дорог, в садах или общественных учреждениях, нашедшие не присваивают, а несут нам. В этом сейфе сейчас дюжина золотых часов и несколько колечек попроще этого. Но приносят не только вещи, несут даже потерянные деньги, присвоить которые вообще никакого труда не составляет. Вот, например, — Гаврилов опять запустил руку в сейф и достал оттуда бумажник, — месяц назад эту лопатину[2] притащил «ванька»[3]-оборванец. А там — восемь «катенек»[4]. Я его спрашиваю, чего же ты их себе-то не оставил, а он мне: «Так ведь грех, барин!» Представляете?! Он такие деньги за всю жизнь не заработает, а не взял, греха побоялся. Нет, Осип Григорьевич, жива Россия, жива еще!

— Давайте ближе к делу, Леонид Петрович, а то я еще хотел к куафюру попасть, — бесцеремонно прервал философствования Гаврилова Тараканов.

Тот немного обиделся: