Алмазный гусь (из сборника «Убийственное рождество») - [4]

* * *

Дворник дома нумер шестнадцать по Тринадцатой линии, услышав про гусятника, сплюнул:

— Есть такой у нас, в надворном флигеле живет. Фамилия у него — Долгополов. Вот где у меня эти гуси, — дворник постучал себя по шее. — Он ведь чего делать, гад, повадился. Чтобы, значит, корму на иродов своих меньше переводить, кажное утро их во двор выпускает. Мы по утрам в яму из квартир помои выливаем, а гуси из них себе лакомствы разные выковыривать начинают. Из-за энтого промеж них драки, галдеж и крик подымается. Акромя того, гадят они везде, сор по всему двору разносят. Жильцы жалуются, а сделать я ничего не могу, потому как господин околоточный гусятнику этому, значит, потворствует и трогать его не велит! Но, слава богу, давеча перерезал Долгополов всех своих гусаков, продал и сказал, что больше водить не будет. Сказал, что вообще апосля праздника съезжает, домой его, вишь, в Тверь потянуло, лавку он там собрался открывать. Видать, нажил на своих птицах капиталец! А вчерась шел выпимши, я ему калитку открыл, а он меня к себе позвал и полгуся подарил! «Беспокоил я тебя долго, Петя, — говорит, — так на тебе к Рождеству подарок». Раньше от него гривенника не дождешься, а нонче — полгуся. Чудеса, одним словом.

— А как вообще в доме, спокойно, не пошаливают, насчет украсть чего?

— Не без этого, — вздохнул дворник, — куда деваться — двор-то проходной, за всеми тропинками-дорогами не уследишь, вот и шастают все, кому не лень.

— А не было ль недавно какой крупной пропажи?

Дворник с опаской посмотрел на сыщика:

— Да вроде не было, никто не жаловался.

— У барыни какой драгоценности не пропадали?

— Нееет! — сказал Петр с явным облегчением. — Такого не было, коли б было, я б непременно знал!

«Тьфу ты! Зря только на извозчика разорился! — разочарованно подумал Осип Григорьевич. — Чтобы этому Гаврилову пусто было! Да и я тоже хорош: вместо того чтобы к празднику готовиться, шляюсь черт знает где!» От мыслей о празднике и предстоящей встрече с Анютой настроение сыскного надзирателя заметно улучшилось, он попрощался с дворником и пошел в сторону Большого проспекта — на остановку первой и пока единственной линии городского трамвая.

* * *

Народу в вагоне было мало — большинство жителей столицы уже вовсю готовились к празднику в своих квартирах, поэтому Алексеева он увидел сразу. Да и чиновник для поручений сразу приметил Тараканова:

— Господин надзиратель, извините, забыл, как вас звать, прошу ко мне!

Коллежский секретарь, несмотря на то что формально рождественский пост еще не кончился, был уже слегка пьян.

— Гуляете? — спросил он надзирателя.

— Да-с, ваше благородие[5].

— А я вот тружусь, несмотря на сочельник. Только что с осмотра места происшествия. Все- таки чертовски удобная эта штука — трамвай, не находите? За гривенник он меня до самого дома довезет, а извозчик бы не менее двух двугривенных слупил. Да и едет электровагон быстро, не то что конка.

— Весьма удобно. Видать, что-то серьезное случилось, коли вас дернули?

— Серьезное, голубчик, серьезное. Зарезали и ограбили жену купца первой гильдии Баймакова. Прямо в квартире, представляете? На самом Большом проспекте, в пятьдесят первом нумере. Начальства, несмотря на праздник, полна квартира, и прокурорские, и следственные власти, и сам Владимир Гаврилович. Правда, все, отметившись, тут же разъехались. Ну и я задерживаться не стал — раздал надзирателям задания и домой поехал.

— Ого! Завтра всей сыскной работа.

— Не говорите, ох, не говорите. Не дадут мазурики Христов праздник справить. Завтра оглашу список похищенного, и пойдем мы, грешные, по ювелирам и ломбардам.

— Драгоценности утащили?

— Одни побрякушки, других вещей не брали, а денег больших в доме не было. И главное — по горячим следам не раскроем, убили ее, грешную, кажись еще вчера, а то и третьего дня.

— А что же так долго труп не обнаруживали?

— Муж ее позавчера в Выборг по делам уехал, сегодня только вернулся, он тело-то и обнаружил.

— А прислуга?

— Прислугу они на праздники отпустили — со слов купца, они Рождество всегда в гостях проводят, у жениных мамаши и папаши, так что прислуга им в эти дни не нужна.

— Да, тяжеленько будет открыть это преступление, — вздохнул Тараканов.

Чиновник и надзиратель замолчали. Каждый думал о своем: Алексеев представлял, как войдет в дом с мороза, нальет и тут же выпьет большую рюмку рябиновой, а Тараканову виделось, как он надевает на Нюшин пальчик колечко и как она вскрикивает от радости и начинает его целовать.

Трамвай меж тем перетащился через Николаевский мост и стал приближаться к Благовещенской площади.

— Вам дальше? — поинтересовался Алексеев.

— Да, мне до Садовой, потом на конку пересяду.

— А мне здесь выходить. Что ж, еще раз с праздником, всего вам самого хорошего.

Сыскной надзиратель встал, пожал начальству руку и поклонился. Трамвай остановился. Алексеев открыл решетку и спрыгнул на тротуар. Вагоновожатый звякнул в колокольчик, кондуктор объявил: «Следующая — Конногвардейский бульвар». Вагон дернулся и, набирая скорость, понесся сквозь уже сгустившиеся сумерки.

Осип Григорьевич сел на свое, нагретое, место, прислонился было к окну, но через секунду вскочил и бросился к выходу.