Круг замкнулся - [15]

— Коли Столпаков входил в банду — я, ваше высокоблагородие, поправляться не буду, потому как банда это и есть, — то он вполне мог встретиться с мадам Кошельковой на одной из сходок. Они друг друга узнали. Бывший пристав другу госпожи Любарской ее прошлое раскрывать не стал, а взамен потребовал у Натальи Романовны привезти деньги с экса ему. Сам-то он в нападении участия не принимал?

— Нет, его ценили как специалиста-сапера и к эксам не привлекали. Но откуда он заранее мог знать, что Любарской поручат забрать деньги?

— Он мог потребовать у нее добиться такого поручения. Коли она была близка с их «иваном», то выполнить такое требование ей было вполне по силам.

— Ну что же, логично. Кошелькова его обманула, он ее каким-то образом нашел, выпытал имя подельника, убил и поехал за деньгами.

— Имя подельника она, скорее всего, ему не сказала, иначе ему незачем было бы ехать в Москву. Из письма следует, что мадам Любарская знала, куда господин Рютенен отправится из Первопрестольной. Если бы она рассказала про самого адвоката, то рассказала бы и про то, что он уехал в Выборг. Скорее всего, Столпаков узнал про Рютенена так же, как и я, — по штемпелю на папке. Кстати, а про адвоката ваш осведомитель ничего не рассказывал?

— Нет, но обещал разузнать.

— А что у нас с продавцом акций «Невских вложений»?

— Пока молчит Первопрестольная, ей теперь не до наших расследований. Слыхали, что там намедни произошло?

— Нет.

— Вы что, газет не читаете?

— Читаю, но….

— Вчера в Москве какие-то революционэры обнесли Общество взаимного кредита почти на миллион.

— Ого!

— Тамошняя полиция и Охрана стоят на ушах, поэтому надежды на их помощь сейчас никакой, вся надежда на вас. Что дальше делать думаете?

— Я бы в Выборг съездил.

— Так езжайте.

Вельшин в это время сидел в нижегородской сыскной, пил чай и слушал рассказ Левикова:

— У нас, когда ярмарка, целый съезд этих «кошек». Буквально не дают купцам проходу. Мы их пачками ловим. Но Любарская эта хитрая была, она у нас, как потом выяснилось, три «сезона» отработала, а мы про нее даже и не знали, — начальник нижегородского сыска говорил с каким-то едва заметным и непонятным акцентом. — Ездили они к нам маленькой, но дружной компанией — сама Наталья Романовна, ее «кот», еще одна «кошка», так называемая «ветошная», и «хозяйка». Первой, примерно за неделю до ярмарки, приезжала «хозяйка» и снимала двух-трехкомнатную квартирку. Когда ярмарка начиналась, приезжали «кот» с «кошками». «Ветошная» прописывалась к «хозяйке», а «кот» с Натальей Романовной снимали другую квартиру.

Комната, в которой была прописана «ветошная», обязательно должна была быть проходной, с двумя выходами — один в переднюю, другой в соседнюю комнату. Петли этой двери намазывали маслом, дверную коробку обивали резиной, так что дверь растворялась без всякого скрипа и шума. Из мебели в комнате была только кровать, непременно за ширмой, да стул, непременно рядом с дверью в смежную комнату. Ну еще комод, этажерка там, вазочки всякие, зеркало, китайский фонарь, короче, делали располагающую к любви обстановку.

Госпожа Любарская одевалась дорого и скромно, как настоящая дама, выходила из дома и начинала фланировать по главным улицам, в поисках приезжего «фрайера» при деньгах. Обнаружив такого, Наталья Романовна давала повод для знакомства — роняла перчатку, оступалась, «нечаянно» толкала купца, короче, начинался «марьяж». Под влиянием прекрасного голоска и обольстительных форм госпожи Любарской купец таял и предлагал случайной знакомой зайти к нему в нумер, выпить чаю. Наталья Романовна в гостиницу идти категорически отказывалась. Незаметно, за разговорами, они оказывались возле ее дома, и тут, поломавшись, она уступала настойчивым просьбам ухажера и приглашала его к себе. Купец попадал в миленькую чистенькую комнатку с зажженным под потолком китайским фонарем, пахнущую какими-то нежными, возбуждающими духами, и….

Скоро костюм гостя оказывался на единственном в комнате стуле, а сам он — в объятиях случайной знакомой. «Фрайер» забывал про все. Убедившись, что жертва не замечает ничего вокруг, находившийся в соседней комнате «кот» неслышно растворял дверь и быстро ревизовал карманы гостя. Он не брал ни часов, ни цепочек, вообще никаких драгоценных вещей, вытаскивал только деньги. Но и воруя деньги, «кот» соблюдал осторожность. Если, предположим, в бумажнике оказывалась незначительная сумма, «кот» ничего не брал. Когда денег было много, он брал только третью или четвертую часть, при этом старался брать ассигнации разного достоинства. Вполне понятно, что «фрайер», уходя, денег не считал, а обнаружив пропажу, и предположить не мог, что его обворовала очаровательная незнакомка.

Но и на этом предосторожности шайки не заканчивались. «Кот» выходил из квартиры вслед за гостем и следил за ним в течение всего последующего времени, до тех пор, пока не убеждался, что его жертва уже в гостинице и легла спать.

В это время Любарская возвращалась на другую квартиру, а «хозяйка» и «ветошная» «перематрасывали» место свидания: переставляли мебель из одной комнаты в другую, вместо интимного фонаря вешали обыкновенную лампу, вместо ковров помещали на стены репродукции классических живописцев — пейзажи там, натюрморты.