Кровь боярина Кучки - [5]

Шрифт
Интервал

- Этих бродников я больше, чем посинильцев, боюсь, - призналась покорная своему избавителю беглянка.

- Каких ещё посинильцев? - поинтересовался Род.

- Ну, мертвяков-утопленников, - удивилась его незнанию девушка, - Посинильцы ходят ночами по речным берегам… Что так смотришь?.. А говоришь, лесной житель!

Род мотнул головой, оттолкнулся единственным веслом, и река ласково замурлыкала под кормой.


2


Серебряная июньская ночь уже накрыла и лес, и реку. Путешественники, занятые собой, не заметили исчезновения дня. А он в пору самого долгого солнцестояния и впрямь исчезал незаметно. Теперь оба глянули вверх.

- Звёздный хоровод! - восхитилась Улита.

- Небо открылось для смотрин, - поддержал её восхищение Род. - Зодии совершают беги небесные…

Он стал рассказывать о двенадцати созвездиях зодиака. Звездословцы нарекли их именами зодий, то есть животных: Овен, Лев, Скорпия, Коркин[16], Водолей… Каждому месяцу - своё.

- Вот ты, Улита, в каком месяце родилась? - спросил Род. - Мой месяц - березозоль. Значит, я Овен. А твой месяц?..

Улита взглянула на него с крайним неодобрением. И вместо ответа спросила:

- А Водолей - животное?

Род растерялся и не нашёл ответа.

- То-то! - назидательно изрекла она. - Все это кощуны. Греховные слова, шутовство и вздор. В «Послании к Филофею» сказано: о двенадцати зодиях и о злых или добрых часах рождения человека, то есть в которую звезду кто родился, - все это суть кощуны и басни. Понял? - И, не дождавшись ответа, приговорила: - Овен ты овен и есть.

Каюк почти неслышно скользил по свинцовой воде. Тяжело греблось вверх по течению. И ещё заботила мысль: где причалить? Никогда не ходил он на каюке выше тех сосен, в которых нашёл Улиту. А как войти с ней в Кучково, нарушив запрет Букала?

- Куда мы плывём? - прервал его мысли подозрительный вопрос.

- Я доставлю тебя домой, - пообещал Род.

- Кто об этом просил? - изумилась Улита.

- Это мой долг.

- Ты слышал: я не хочу… Не надо!.. Не смей! - молила и приказывала она.

Род продолжал грести, думая о своём.

- Мало ли что не хочешь…

Вдруг Улита - вот уж чего он не ожидал! - вскочила кошкой и, если бы Род мгновенно не ухватил её за ноги, бросилась бы в воду. Во всяком случае, таковы были её явные устремления. Потеряв опору, она плюхнулась на дно, едва не перевернув каюк. Просто чудом удалось выровнять мелкое, неостойчивое судно.

Улита бурно ревела, сжавшись в комок. Род всей душой пожалел её:

- Ну зачем ты так рюмишь?[17] Ну, успокойся. Разве я хотел тебе худа? А ведь утопла бы…

- Плаваю, как рыба, - выпалила она сквозь рыдания.

Каюк вертелся на одном месте. Улита утёрла слезы концами своего лепеста, села, выпрямившись, и, как истая боярышня, приказала:

- Поворачивай лодку вспять!

Род сразу повиновался, чтобы строптивица не повторила своего отчаянного поступка. Каюк, как лошадь в родное стойло, помчался вниз по течению. И это подсказало юноше трудное, но единственное решение. Не бросать же сумасбродку в лесу… Конечно, Букал не обрадуется чужой гостье, да к тому же Кучковой дочке. Придётся принять на себя его укоризны.

- Куда мы плывём? - опять засомневалась Улита.

- Домой, - сказал Род и тут же испуганно пояснил, встретившись с ней глазами: - Не к тебе, а ко мне.

- Где твой дом? - допрашивала она.

- На реке Быстрице да в подвязье[18] на глушице[19].

На сей раз беглянка угомонилась и замолчала надолго.

Если днём бог Ярило обходил южный край земли, держа голову высоко и гордо, то в краткую июньскую ночь, не покидая планеты, прятал лик за окоёмом. Лишь белый нимб его зримо двигался северной стороной, пугая тьму.

Лодка ткнулась в низкий пойменный подберег. Оттащив каюк подалее от воды, Род подхватил на руки Улиту, чтобы не замочила дорогих башмаков.

- Планощь, - объявил он о наступлении полночи.

Девушка обвила его шею, как в сладкий миг, когда оба укрылись на дереве.

- Откуда знаешь, что сейчас планощь? А пладень как узнаешь? - ворковала она.

- Планощь - по звёздам, пладень - по солнцу, - робко пояснил он, опасаясь обвинения в новой кощуне.

Они поднялись на высокий коренной берег, взметнувший сосны к самому небу.

- Был бы ты познатней, - пошутила Улита, опускаясь на землю, - я бы стала твоей подружней.

- Очень уж злая ты, - простодушно ответил он на девичью шутку. - Лучше железо варить, чем со злою женою жить.

Она резко обернулась, но промолчала, только насупилась.

Род тут же пожалел о своих словах. Искал, как сгладить оплошку. Улита очень кстати помогла ему:

- Такое главоболие, мочи нет! - остановилась она, прижав ладони к вискам.

- Это от голода, - догадался Род. - Ты весь день не ела! - и полез в свою торбу, - Сейчас достану естьё…

Улита, видимо, ещё и не думала сменить гнев на милость.

- Хочешь показать свою доброту? - неприязненно отступила она, - Ты слишком добр для мужа, а я для подружии слишком зла. Вот и ешь один!

И бросилась в чащу. Род, сокрушаясь, что беглянка много натерпелась за день и теперь не в себе, поспешил вслед за ней. Бегуньей боярышня оказалась изрядной. Только у большой поляны удалось её настичь. Да и на поляну она выскочила первая.

- Смотри! - внезапно вскинула руку девушка.

Он взглянул по направлению её пальца и увидел в дальнем конце поляны розовый цвет, будто солнце сквозь ночь ясный взгляд уронило на этот маленький кусочек земли. Все краски вокруг пригашены, все будто синей кисеёй покрыто, лишь у самого края - розовая прореха в кисее…


Еще от автора Вадим Петрович Полуян
Ослепительный нож

О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.


Юрий Звенигородский

Новый роман известного современного писателя-историка рассказывает о жизни и деятельности одного из сыновей великого князя Дмитрия Ивановича Донского — Юрия (1374–1434).


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.