Кровь боярина Кучки - [4]

Они поднялись на крутояр, на поляну. Улита неожиданно опустилась на палое бревно, на котором изначально сидела.

- Не пойду домой. Оставь меня здесь.

- Да ты что, объюродела? - стал терять терпение Род.

Улита долго молча смотрела на него, потом тихо сказала:

- Чтоб не считал меня сумасшедшей, я, так и быть, объясню: с мачехой у меня немирье. В нелюбках держим друг друга. Вчера решила: нет больше моей мочи, нет! Батюшка на её стороне. Братец мне не верит. А она всех, всех обманывает! Такая от неё зледь! И вижу её насквозь. И знаю: не будет мне никакой избавы. Ой как не люблю ягоды собирать, а пошла сегодня с домочадцами в лес. Такого задала стрекача! Остановилась, когда все крики затихли. Брела незнамо куда. В зыбель[12] попала. Хорошо, до куста дотянулась. Выбралась, мокрая, склизкая, и вправду русалка. Вот отмылась в реке, обсушилась на солнышке…

- Что же теперь с тобой делать? - вслух раздумывал Род.

- Иди, добрый юноша, своею дорогой, - со вздохом вымолвила Улита, - Я же отсюда никуда не пойду. Место красивое, мне здесь любо. Решила сгинуть в лесу - и погибну от голода. Вот уже день ничего не ем…

Род мигом извлёк из охотничьей торбы окорёнок сала с краюхой хлеба.

- Поешь.

Улита жадно поглядела и отвернулась.

- Убери с глаз долой. И уйди.

Юноша тяжело вздохнул.

- Ночь-то как в лесу одна проведёшь?

- Пусть меня звери съедят, - не дрогнула Улита. И вдруг призналась: - Только одного я очень боюсь: а если василиски прилетят?

- Кто? - переспросил Род.

- Нянька рассказывала: на втором от восхода солнца острове живут василиски. Лица и волосы у них девичьи, от пупов змеиные хоботы, а за спинами огромные крылья.

- Басни, - успокоил Род.

А сам вскинул палец, навострил слух, бросился на тропу, прянул ухом к земле…

Улита рывком поднялась с бревна. На Рода с мольбой смотрели большие зелёные глаза.

- Не бойся, - поднялся он, - Это не василиски. Просто услышал, два всадника лесной тропой скачут. Кто знает, худые или добрые люди. Надо поберечься на всякий случай.

Он ловко и хорошо укрыл в зелени снятые долгари и охотничьи принадлежности, метко приглядел дерево с пышной кроной, с толстым сучком пониже. Не успела Улита опомниться, Род принял её под мышку левой рукой, как кудовичок ржи, а правой ухватился, подпрыгнув, за нижний сук и, впиваясь босыми ступнями в ствол, вознёсся со своей ношей в густоту кроны.

Прочно устроившись в лапах дерева, он посадил девушку на колени и вынужден был прижать к себе. Наливная девичья щека ненароком коснулась его губ. От такого прикосновения у юноши, лишь издали наблюдавшего женский пол, перехватило дыхание.

- Лазаешь, аки пардус, - похвалила Улита.

Спокойствие, с каким это было сказано, успокоило и его. Будучи с Богомилом в гостях у новгородского купца, он видел на широкой лавке барсову шкуру, и теперешнее сравнение польстило ему.

- Ты меня не боишься? - попытался пошутить Род.

Улита, отстранясь, рассмеялась ему в лицо.

- А чего бояться? Ты же меня не подевичишь на дереве?

- Болтаешь, как девка-дуравка, - сразу же рассердился Род. - Мне ли тебя девичьей чести лишать? Дите неразумное.

- Это я дите? - взбунтовалась в его объятьях Улита. - Голоус недоспелый! Мне уж тринадцать минуло.

Род готов был расхохотаться.

- О! Заневестилась! А и на землю спустимся, я на тебя посяга[13] не допущу. Я ведь - презренный смерд, ты - боярышня.

Топот копыт и грубая речь раздались внизу.

- Замри и молчи, - велел Род.

Тринадцатилетняя невеста покорно замерла в его объятьях, а молчать не смогла.

- Знаю, что ты не смерд, - обжёг его ухо горячий шёпот, - только кто ты, пока не знаю.

Двое всадников, вооружённых, как княжьи отроки перед боем, остановились под деревом.

- Где эта лярва[14] Бараксак? - пропищал один из них. - Попади он мне в руки, всю бы змиевину с гада содрал.

- Прочесали лес вдолжки и вширки, а проклятым булгарином и не пахнет, - отозвался скрипучий голос.

- Не ропщи, Лухман[15], - приказал писклявый. - Раз атаману ведомо, что Бараксак где-то тут, стало быть, ищи.

- Уж к Невзору лучше возвращаться мёртвым, чем пустым, - ворчал тот, что прозвищем Лухман. - Да ведь ночь входит в лес. Ночью одни совы видят.

- Доберёмся до Красных сел, - понужнул коня спутник Лухмана. - Нутром чую: он где-то там.

Едва топот стих, Род соскользнул на нижнюю ветвь, пересадил к себе Улиту и таким образом стал спускаться вниз. Став на землю, протянул руки.

- Падай на меня. Не страшись.

Она, неловко примерившись, качнула головой. Потом вцепилась в ветку, спустила ноги и, повиснув, зажмурилась.

- Ой!.. - Оказавшись на земле в объятиях Рода, забилась пойманной птицей: - Отпусти немедля!

Тут-то его власть и окончилась. Так спешно отпустил, что девушка едва устояла на ногах.

- Кто это? - выдохнула она.

- Бродники, - нахмурился Род.

- Бродники? - не поняла Улита.

- Ну, крадёжники из бродячей шайки. Кого-то скрадывают в лесу.

Он вступился в долгари, закинул лук за спину, повесил колчан на правый бок, подхватил охотничью торбу и деловито велел:

- Идём. У меня под береговым тальником каюк спрятан. Отплывём без промешки. Они могут воротиться.

Долблёный однодеревый вятский каюк едва вместил Рода и Улиту.