Крестьяне, бонзы и бомбы - [183]

— Ну, если с этой точки зрения, — уступает Штуфф.

— Я сейчас же позвоню в суд и попрошу, чтобы сегодня приговор не объявляли. У меня совещание. В конце концов им тоже хочется отдохнуть. Не то процедура оглашения до полуночи затянется.

3

Одиннадцать часов утра. В гимнастическом зале сумрачно от дождливого октябрьского дня.

Несмотря на то что сейчас будет оглашен приговор, зал впервые почти пустой: в городе еще не знают, ведь альтхольмские газеты выходят только после полудня.

Штуфф сидит за столом прессы, хмурый, в голове мутно с похмелья.

Вчера на торжественной пьянке чертов Манцов выставлял шампанское бутылку за бутылкой, это ж бабья шипучка, его лакаешь, как воду, а вперемешку с водкой и пивом… череп раскалывается.

— Каждый волосок чувствую, — жалуется Штуфф Блёккеру.

— Интересно, чем кончится, — говорит тот. — Что-то Хеннинг побледнел здорово. Трусит, наверно.

— Трусит? — с презрением спрашивает Штуфф. — Да он блевал с трех утра. Накачался под завязку.

Входит суд.

На этот раз подсудимые не садятся, как обычно, а стоя ждут приговора.

Председательствующий надевает на голову берет и провозглашает: — Именем народа. Суд признает виновным и приговаривает:

Подсудимого Гербарта Ровера за сопротивление представителям власти в двух случаях к трем неделям тюрьмы.

Подсудимого Хейно Падберга за сопротивление представителям власти в одном случае к двум неделям тюрьмы.

Подсудимого Герберта Ровера за сопротивление и нанесение телесных повреждений представителям власти к двум неделям тюрьмы.

Подсудимого Франца Цибуллу оправдать.

Судебные издержки отнести на счет осужденных по вступлению приговора в законную силу, а оставшееся — на счет городской казны.

Председатель переводит дыхание. По залу пробегает легкий шум, публика переглядывается. Подсудимые и осужденные стоят неподвижно и смотрят на председателя.

Тот переходит к обоснованию приговора. Тем же отечески приветливым тоном, который он сохранил на протяжении всего процесса, он говорит: — Опыт показывает, что трудно реконструировать такие события, как те, которые произошли двадцать шестого июля…

Наиболее важным был вопрос: можно ли считать, что, отбирая и конфискуя знамя, полиция Альтхольма действовала на законном основании?

Суд убежден, что ее действия объективно не оправданы. Коса не была косой, она была не оружием, а символом. Участники демонстрации имели право нести это знамя, а отнимать его полиция права не имела.

С другой стороны, у суда не вызывает сомнений, что Фрерксен, конфискуя знамя, был субъективно убежден, что действует законно в рамках своих служебных обязанностей. Он расценил знамя как провокационный фактор и полагал, что столкновения не предотвратить. Знамя явилось для него полной неожиданностью.

Активное сопротивление Хеннинг и Падберг оказали возле «Тухера», когда защищали знамя.

На вопрос, побудило ли это демонстрантов к совершению противозаконных действий, мы должны ответить отрицательно. Напротив, как Падберг, так и Хеннинг, позаботились о том, чтобы демонстранты сохранили спокойствие и продолжали шествие.

Ровер оказал определенное сопротивление, причем превысил пределы необходимой обороны.

Хотя и установлено, что некоторое количество сельских жителей участвовало в столкновении возле памятника героям, это обстоятельство имело бы решающее значение, если бы нападающей стороной были крестьяне. Действия полиции, однако, противоречат этому. Можно считать вероятным, что Фрерксен не справился с ситуацией, что он потерял голову и действовал без всякого плана. Он избрал самое неудачное место для задержания шествия. Не дал он каких-либо точных инструкций и своим подчиненным, заставив действовать наобум. Вполне понятно, что они были раздражены. К демонстрантам они приблизились без начальника. И сразу же ввязались в драку.

Доказано, что Хеннинг, лежа на земле, отбивался ногами. Но полиция к тому моменту уже вышла из рамок своих служебных обязанностей, она утратила всякую самодисциплину и била куда попало.

(Сильное волнение в зале.)

— Подсудимого Цибуллу следует признать оправданным, поскольку не доказано, что он подошел к полицейскому не с целью навести справку, а с каким-либо другим намерением. Показаниям одного свидетеля, будто подсудимый ударил полицейского палкой или зонтом, противостоит ряд других свидетельских показаний о том, что он лишь робко подергал полицейского за мундир. Только состоянием сильнейшего заблуждения и безрассудства, в котором пребывала полиция, можно объяснить тот страшный удар, нанесенный подсудимому.

(Вновь сильное волнение в зале.)

— Подсудимые заслуживают значительного смягчения наказания. Тем не менее суд избрал мерой наказания тюрьму, потому что их поведение могло иметь чрезвычайно опасные последствия. В пользу их говорит, впрочем, то, что они были убеждены в своей правоте. Знамя было для них символом. А Хеннинг претерпел жестокие побои за этот символ, он рисковал не на шутку.

Крестьяне вели себя спокойно. Ни полиция, ни движение «Крестьянство» не намеревались провоцировать друг друга. Обе стороны оказались в этой ситуации непреднамеренно, и те и другие не справились с ней.