Ханс Фаллада (1893–1947) — один из виднейших немецких романистов — личность уникальная в истории литературы своей страны. В отличие от других ведущих мастеров немецкоязычной прозы XX века — от Томаса и Генриха Маннов, Германа Гессе, Роберта Музиля, Лиона Фейхтвангера, Альфреда Деблина — Фаллада вовсе не был склонен к философствованию, не тяготел ни к интеллектуальному, ни к историческому роману, не прибегал ни к притче, ни к трагическому или сатирическому гротеску. Его герои, погруженные в мир повседневного немецкого быта, житейски достоверны, и мысли и заботы у них самые заурядные, будничные. И в то же время его лучшие романы богаты конкретно-историческим, социальным содержанием: они представляют как бы летопись жизни народа Германии от начала первой до конца второй мировой войны.
Настоящее имя Фаллады — Рудольф Дитцен. По свидетельству самого писателя, он взял псевдоним персонажа одной из сказок братьев Гримм «Гусятница» — верного коня Фалады, который всегда, даже после смерти, говорил правду, — и добавил в его имя еще одно «л». Потребность в псевдониме возникла, вероятно, прежде всего потому, что его отец, Вильгельм Дитцен, видный судейский чиновник, успешно делавший карьеру в аппарате вильгельмовской Германии, воспротивился намерению сына опубликовать первый его роман «Юный Годешаль» (1920) под настоящим именем. Дело в том, что это произведение, хак и последовавшее вскоре за ним другое, «Антон и Герда» (1923), носили явный автобиографический характер. Многие обстоятельства семейных отношений были изложены в них с беспощадной откровенностью. Это могло повредить карьере отца. Поэтому Вильгельм Дитцен потребовал от сына, дабы спасти от «позора» семью, — и в первую голову самого юного автора, — чтобы тот опубликовал свое сочинение под псевдонимом, «ибо рудольштадтские события, — как он писал в одном из писем врачу сына, — еще живы в памяти немцев». Что же это были за события?
Известно, что Фаллада рос очень болезненным, впечатлительным, легко возбудимым ребенком. Чинный бюргерский уклад отчего дома, где будущий писатель не находил должного понимания, чувствовал себя никому не нужным, чужим, постоянные «несчастья», преследовавшие его все детские годы, угнетающая казарменная дисциплина имперской гимназии, пренебрежительное, издевательское отношение к нему (да и не только к нему) учителей, сложные взаимоотношения со сверстниками и вообще вся атмосфера вильгельмовской Германии, сковывавшая юное поколение, — все это самым непосредственным образом сказалось на и без того нелегком характере мальчика, заставило его замкнуться в себе, уйти в вымышленный им мир, сделало его одиноким и пагубно отразилось на его психике. Еще в отроческие годы он неоднократно предпринимал попытки добровольно уйти из жизни. После длительного санаторного лечения в одной из клиник он переехал в город Рудольштадт, где учился в местной гимназии. Но мысли о сведении счетов с жизнью по-прежнему не покидали его. Восемнадцатилетним гимназистом он с приятелем задумал двойное самоубийство. Они стрелялись в октябре 1911 года на горе близ Рудольштадта, и Фаллада застрелил приятеля, а сам нанес себе два тяжелейших ранения. Врачи признали его невменяемым, он попал в психиатрическую клинику, а потом провел два года в частном санатории для душевнобольных.
Депрессивное состояние Фаллады во многом обусловило его дальнейшую судьбу. Он так и не смог получить диплом об окончании гимназии. Восполнить пробелы в образовании помогла ему сестра отца Аделаида Дитцен. Благодаря ей Фаллада овладел французским и английским языками, немного научился итальянскому. Много внимания Ада Дитцен уделяла литературе. Она была первой, кто пробудил в Фалладе неосознанное желание стать писателем, и на протяжении долгих лет подогревала его.
Ради заработка Фаллада поступил учеником-практикантом в крупное имение. Первые годы его самостоятельной жизни прошли в частой смене жилья и профессий, в поисках постоянного места, в настойчивых попытках совместить будничный труд с писательством. Он работал в сельскохозяйственных предприятиях — кассиром, секретарем, письмоводителем: два раза был судим за растрату и сидел в тюрьме, сначала три месяца, а потом два с половиной года; поселившись на время в городе Ноймюнстере, зарабатывал на жизнь в качестве сборщика объявлений, а потом — репортера местной националистической газеты «Генераль Анцайгер».
За первое десятилетие своей самостоятельной жизни он собрал такой богатый материал о быте, нравах, типах немецких «маленьких» людей, каким не располагал, быть может, ни один из его литературных современников.
В годы скитаний и житейской неустроенности он пристрастился к алкоголю и наркотикам — и в течение последующей жизни не смог радикально избавиться от этих привычек, несмотря на неоднократные курсы лечения. Его здоровье было основательно подорвано уже в ранней молодости. Он часто поддавался депрессии, а иногда им вдруг овладевало непонятное беспокойство.
Биографы Фаллады охотно цитируют его признание, сделанное им в личном письме: «Я — комок нервов, и мне действует на нервы многое, чего другой человек на моем месте и не заметил бы. С этим надо бороться — так сказали бы мещане. Но преимущество, которое дает мне эта сверхчувствительность, — в том, что я воспринимаю и переживаю много такого, что людям толстокожим недоступно…»