Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды... - [5]

В 1934 году вышел его роман «Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды…»; в нем отразились и воспоминания автора о его сравнительно недавнем арестантском прошлом, и тяжелое настроение, одолевавшее его после прихода Гитлера к власти. Роман этот, где снова идет речь о злоключениях «маленького человека», о его неравной борьбе с судьбой, гораздо более сумрачен по атмосфере, чем книга о Пиннеберге. Вилли Куфальт, отсидевший срок за растрату, выходит на свободу, мечтая о достойной человека жизни: работе, семье. Но что делать вчерашнему заключенному в условиях массовой безработицы? Общежитие для безработных, куда попадает Куфальт, — та же тюрьма, только с несколько более вольным режимом. В бюро машинописи, куда он устраивается, работа каторжная, а зарплата нищенская… После тщетных попыток остаться «на плаву» Вилли Куфальт отчаивается, озлобляется, звереет — и становится профессиональным грабителем. Теперь ему одна дорога — в ту же тюрьму, из которой он недавно вышел.

Понятно, что эта мрачная, горькая книга была по своему направлению прямо противоположна той барабанно-бодряческой «стальной романтике», которой требовал от писателей Геббельс. Фаллада пошел на хитрость, в сущности, обидную, чтобы роман мог выйти: он снабдил его довольно двусмысленным предисловием, где указывалось, что в романе речь идет о временах минувших; о «гуманном законодательстве» Веймарской республики Фаллада говорил с иронией. Эта ирония была сама по себе искренней: писатель был недоволен Веймарской республикой за то, что она была недостаточно гуманна. Но по гитлеровским понятиям она была слишком гуманна: можно было толковать предисловие Фаллады и в этом духе. Томас Манн, находившийся в то время в Швейцарии, с огорчением заметил в дневнике: «Теперь книга может выйти в Германии только в том случае, если автор в предисловии отречется от своего человеколюбия и растопчет его»[4]. Для Томаса Манна, который в 1934 году еще колебался — примкнуть ли ему открыто к антифашистской эмиграции, случай Фаллады стал еще одним доказательством, что честный писатель не должен и не может сосуществовать с гитлеровской диктатурой.

Злополучное предисловие не помогло Фалладе. Его роман подвергся изничтожающей критике в официальной печати рейха и был мало-помалу изъят из продажи, — по сути дела, запрещен. Подобная же судьба постигла и следующий его роман — «У нас был ребенок». Все эти неудачи пагубно сказались на здоровье Фаллады, он вынужден был много месяцев проводить в больницах и санаториях. Временами ему казалось, что единственная возможность литературного творчества для него — развлекательные повествования или, в лучшем случае, книжки для детей. Наряду с несколькими книгами сомнительного художественного достоинства он за годы своей жизни в карвицком уединении опубликовал и ряд сказок в фольклорном духе — тут он мог безбоязненно проявить своеобразие своего таланта. В повести «Фридолин, нахальный барсучок» он сочетал сказочные мотивы с зарисовками жизни в Карвице — тут фигурируют и его дети, и он сам, «папа Дитцен». Для юных читателей предназначена и его автобиографическая книга «У нас дома в далекие времена», где воспоминания детства поэтически приукрашены.

Фаллада был романистом по природе своего таланта, — его влекло к произведениям большого масштаба, где судьбы персонажей развертываются на широком эпическом фоне. Но в тех тяжелых моральных условиях, какие сложились для писателя в годы гитлеровской диктатуры, работа над крупными произведениями была делом рискованным, — а вдруг новый роман опять не понравится, а вдруг опять разругают, разнесут, запретят? Отчасти именно такие соображения заставляли Фалладу часто обращаться к малой прозе, которая давала верный заработок. Помимо книжек для детей, он писал рассказы на темы повседневного быта «маленьких людей». Тут на разные лады варьировались те мотивы, которые он сам определил в выступлении перед читателями, цитированном выше: «счастье и бедность, забота о ребенке, удачи и неудачи жизни». Такие рассказы легко находили сбыт в периодической печати, — читателям они нравились, цензура не находила в них ничего крамольного. Здесь проявилось умение Фаллады строить несложный, но напряженный сюжет, присущая ему безыскусственность разговорных интонаций, искусство детали. Но в этих рассказах нет той глубины, проникновения в жизнь, какою отмечены лучшие романы писателя.

И все-таки Фалладе удалось и в эти тяжелые для него годы создать два значительных реалистических произведения — большие романы «Волк среди волков» (1937) и «Железный Густав» (1938).

«Волк среди волков» был обстоятельно проанализирован Б. Сучковым во вступительной статье к русскому изданию[5]. Однако в ней есть утверждение, с которым трудно согласиться полностью: «Волк среди волков» вводится тут в традицию немецкого «воспитательного романа», классическими образцами которой являются «Вильгельм Мейстер» Гете и «Волшебная гора» Томаса Манна. Действительно, в повествовании Фаллады, как и в названных классических романах, появляется молодой человек, который познает жизнь, обретает зрелость, необходимую для практической деятельности. Но от традиции «воспитательного романа» эта книга Фаллады отходит потому, что в ней отсутствует интеллектуальный компонент: никак не отражены духовные искания героя. Кроме того, «Волк среди волков» повествует не только о судьбе молодого человека: это роман многоплановый, панорамный: в нем много сюжетных линий, и центральный персонаж Вольфганг Пагель подчас надолго исчезает из поля зрения читателя, уступая место другим героям (или антигероям). Роман поражает обилием действующих лиц. Среди них — и отставные офицеры, которым приходится искать себе в побежденной Германии новое поле деятельности и которые легко дают себя втянуть в реакционные заговоры; и большая помещичья семья, окруженная разнообразными типами челяди; и арестанты, проститутки, городская беднота и официальные блюстители порядка. «Волк среди волков», таким образом, роман не только и не столько «воспитательный», сколько нравоописательный и отчасти даже приключенческий, с захватывающим сюжетом: тут и сложные семейно-имущественные конфликты, и секретные склады оружия, и похищенные письма, и крупные или мелкие преступления, и побеги, и полицейские преследования… Фаллада охотно идет навстречу запросам массового читателя, часто вводит в действие элементы неожиданности и тайны и при всем том создает повествование широкого социального масштаба.