КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла» - [19]
Соколов получил свою первую порцию нобелевских «заноз» одним из первых и сразу понял, что дело заладилось. Пару недель спустя после оглашения буллы об идентичности он зашел к шефу с простым и не очень срочным вопросом. А Борис Абрамович был занят тем, что как будто повторял русский алфавит.
– А, Бэ, Вэ, Гэ, Дэ. Впрочем, Дэ мне похер. Даже Вэ мне похер. А то, что я выше Гэ, это и так ясно. – Березовский произносил все это внятно и отчетливо, но для себя.
– А почему Гэ так важно? – поинтересовался Соколов, обозначив свое присутствие.
– Гэ – это Горбачев Михаил Сергеевич. Такие дела, Сереженька, – пояснил Борис Абрамович вполне очевидную для него вещь. – Я, понимаешь, выше буду.
– Где выше?
– Сережа, ну ты вообще, что ли? Что тут непонятного. В списке нобелевских лауреатов премии мира!
– А. Ну, ясное дело, выше. Алфавит все же, – неловко вступил в диалог Соколов. Он предпочитал прикидываться «шлангом». Ну или, если угодно, непосвященным. Хотя и так было понятно, что Березовский уже никогда не вспомнит или не захочет вспоминать, откуда возникла «нобелевская тема».
– Да какой, нахер, алфавит! Вот пройдет сто лет. Будет человек смотреть на список лауреатов, а там я. На самом верху. Кто вспомнит, что Горбачев получил своего Нобеля раньше! Понимаешь Сережа, тут созвездие такое! Бунин, Шолохов, Пастернак, Солженицын, Бродский!
– Так это ж по литературе, – пытался возразить Соколов.
– Эх, Сережа. Но созвездие, созвездие какое! Гинзбург, Басов, Березовский!
– Ага. Еще вот друг животных академик Павлов. Вот отец водородной бомбы Сахаров. – Соколов понял, что теперь можно просто поёрничать.
– Ой, блин. Все под***нуть норовишь, Сережа, а вот про Сахарова-то я и забыл. Думал, вторым буду. А у него ведь тоже премия мира.
– Ну, третьим будете, – это же так по-русски.
– Ну, по-русски или нет, а вписываюсь я шикарно. Смотри. – И Борис Абрамович предъявил ему весь длинный список лауреатов Нобелевской премии мира, заботливо распечатанный секретаршей.
– Да, народу много разного. И незнакомых полно. – Соколов разглядывал список.
– Смотри, Сережа. Вот Ральф Банч. Первый чернокожий лауреат. Дальше Бегин. Менахем Бегин. – И Березовский даже возвысил голос.
– Знаю, знаю, – закивал Соколов. – Бегин, Картер и Садат. «Кэмп-Дэвидская сделка». Садат предал интересы арабского народа и пошел на сепаратную сделку с Израилем. – Соколов без труда вспомнил то, что читал в советских газетах в конце 70-х. – А потом они на троих Нобеля и сообразили. А лауреата Садата через пару лет шлепнули. Прямо на параде.
– Сережа! Ну, я удивляюсь. Ты как с политинформации школьной вышел, в самом деле. Бегин – великий человек. А вот после Бегина, смотри, Огюст Беернар. В 1908 году еще. В знак признания усилий в борьбе за международный арбитраж и сокращение вооружений. Такого не знаю. Лишний он здесь. Хорошо бы сразу после Бегина. Представляешь, с одной стороны – первый премьер Израиля, удостоенный Нобелевской премии. С другой – первый президент СССР. А между ними – я!
– Да, красиво. Первый православный еврей-миротворец, – невозмутимо поддержал беседу Соколов.
– Бл******ть! – Березовский взвизгнул. – Ну не смешно, Сережа! Ты же интеллигентный человек вроде бы. А шутишь как в казарме!
– Ну, простите, Борис Абрамович. Я к штыку перо приравнял. Лиру, вернее. Обстановка, сами знаете. То наезд, то покушение. А нам – смотри, предотвращай, огребай потом от вас. Конечно, казарма свое берет. Как иначе-то? Виноват! – Соколов даже хотел по-офицерски щелкнуть каблуками, но мягкие «Докеры» щелкать не желали. И Соколов просто смотрел на шефа вызывающе бесстрастно. По формальным признакам до человека с таким выражением лица докопаться невозможно.
– Сережа, короче, дело такое. – Березовский перешел на нейтрально-деловой тон. – Приезжает нобелевский лауреат Бетти Уильямс. Она может дать мне рекомендацию. На «Нобеля». Думаю, что она как-то сочувственно к ситуации отнесется. У нас с ней общность есть. Она тоже из смешанной семьи. Мать – католичка. Отец – протестант. Или наоборот.
– Ну, понятное дело, общность. Она ирландка из смешанной христианской семьи. Вы – еврей из семьи коммунистов-атеистов!
– Ну, Сережа, грубо. Хотя про еврея-миротворца было грубее.
– Короче. Забыли. Она хочет в Чечню. Будет вывозить раненых и покалеченных детей на лечение. Я собираюсь спонсировать. Официально гарантировать ей безопасность мы не можем.
– Мы – это кто? – уточнил Соколов.
– Мы – это власть Российской Федерации. Даже я, как зампред Совбеза, не могу. Могу только как Борис Березовский. Я же могу, Сергей?
– Тоже не можете. Там никто ничего гарантировать не может. Потому что никто ничего не контролирует.
– Ну, мы же с ними как-то договариваемся…
– Если ее похитят, то выкупить, наверное, сможем, – невозмутимо описал обстановку Соколов.
– Сережа, ты о чем? Какой, нахер, похитят! Она должна как по дому родному по Чечне передвигаться. Похитить нобелевского лауреата. Разве это мыслимое дело?
– Мыслимое, мыслимое. Вы же знаете.
Похищение людей было главным бизнесом, процветавшим в Чечне в период между двумя войнами. Хасавюртовский мир, который Березовский считал личным достижением, достойным нобелевской премии мира, а военные – унижением, сделал республику гангстерским образованием с непонятными законами и правилами игры. Сам Березовский не раз оказывался в центре внимания, когда в Москву прибывали очередные освобожденные с его помощью заложники. Порой он подсаживался на борт самолета прямо в аэропорту, чтобы первым выйти к телевизионным камерам. И в те годы, и время спустя, когда Березовский окончательно угодил в опалу, многие пытались обвинить его в том, что он создал устойчивый бизнес. Прямых доказательств этому так и не нашлось. Но абсолютно точно, что похитители всегда знали, куда в случае чего точно можно позвонить. А значит, косвенно Березовский все же создавал спрос на похищение. А создать спрос – значит сформировать рынок. Соколов неоднократно передавал деньги полевым командирам за освобожденных Березовским заложников. Дорожка на Кавказ была протоптана. Но говорить о том, что в Чечне кто-то что-то контролировал, было нельзя. Бетти Уильямс, отправляясь в Чечню, рисковала как все. Ну, или почти как все. «Особые отношения» там все же были налажены.
