КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла» - [17]

Впрочем, о политической карьере Бетти Уильямс бойцы «Атолла» имели представление настолько смутное, что сравнивать его с тем представлением, за которым они наблюдали, не имело никакого смысла. Про бешеную рыжую бабу им «довели» только то, что она нобелевский лауреат, «безбашенная тетка» и что мешать ей не стоит. И вот уже три четверти часа обычно мрачноватые «псы Бориса» с интересом взирали на то, как Бетти «на глазок», «на зубок» и на курок тестирует весь арсенал базы. Возможно, с годами, а в 1997 году она уже была дамой, так сказать, элегантного возраста, Бетти Уильямс и начала терять внешнюю привлекательность, но темперамент она не растеряла. Ничуть. Бетти пришептывала, пристанывала, приноравливалась к каждому новому стволу, который попадал ей в руки. И было в этом и что-то по-детски трогательное, и что-то сексуально завораживающее. Но это, опять же, в зависимости от испорченности наблюдателя.

– O, sparkling hole! – восклицала Бетти, заглядывая в блестящее вороненое нутро «макарова».

– Эссхол – это ж вроде жопа, – удивленно процедил Петя Злобин – очень молодой боец «Атолла», проведший юность в том числе и в гольяновских видеосалонах.

– Баба, она и есть баба. Хоть и по-английски, но ствол все равно дулом называет, – печально констатировал Анатолий – не совсем рядовой сотрудник «Атолла».

«Идет ирландец мимо бара» – это самый короткий анекдот, который англичане придумали про ирландцев. А ирландка Бетти Уильямс никогда не могла пройти мимо оружия. Без виски могла, а без оружия – нет. Так уж вышло. Свою Нобелевскую премию она получила благодаря серии знаменитых акций против насилия в Северной Ирландии. То есть, по сути, за миротворчество. Но главный атрибут насилия привлекал ее необыкновенно. И тут «соколятам» Березовского было что предложить – этого добра было в изобилии. Впрочем, Бетти и сама не знала, какая волшебная палочка была у нее в то время и в тех условиях. Если бы выяснилось, что Бетти любит, например, лошадей, фейерверки, имбирные пряники, дорогое шампанское, «Феррари» или даже страусиные бега, то все это тоже нашлось бы непременно и очень быстро. На Бетти Уильямс возлагались большие надежды – она должна была стать тем локомотивом, который втащит Бориса Абрамовича Березовского на принципиально новую, недостижимую доселе высоту. «Нобелевский лауреат Борис Березовский» звучит куда как лучше, чем олигарх, скандальный предприниматель, серый кардинал или даже заместитель председателя Совбеза. Процедура отбора кандидатов на премию мира довольно запутанна, но общеизвестно, что рекомендация лауреата – один из козырных способов выдвижения. Ставка на «Нобеля» возникла как-то неожиданно, как будто из воздуха, и очень быстро стала суперцелью для всего странноватого штаба Бориса Абрамовича. Приближенные олигарха осторожно пытались выяснить, кто же подкинул шефу такую идею. Признаваться в авторстве никто не хотел. Во-первых, сама идея казалась какой-то завиральной. А во-вторых, Борис Абрамович никогда бы и не признался, что автор идеи, которая им овладела, не он. Так что дальше шепота и недоумения дело в кулуарах особняка на Новокузнецкой не заходило.

Соколов, понятное дело, тоже делал вид, что не знает, откуда ноги растут. Правда, с ним особо об этом и не разговаривали. А если бы и заговорили, то он бы точно не стал признаваться, что шеф стал объектом оперативной комбинации. Началось все практически как философский диспут. Могло, конечно, начаться и по-другому: к необъятному честолюбию Березовского вело много разных дорог, почти все.

– Сережа, ты вот анекдот про меня в бане слышал? – спросил как-то Березовский.

– Это про трусы и крест? – осведомился Соколов.

– Именно. Именно.

– Ну, это не про вас анекдот вообще-то. Это про выкреста в бане, – возразил было Соколов.

– Что-то раньше я такого анекдота не слышал. А мне, Сереженька, поверь, все «еврейские» анекдоты рассказывали. Всю жизнь.

Борису Абрамовичу, что уж говорить, льстило, что про него начали сочинять анекдоты. И он искренне верил, что анекдот про него. Березовский отлично понимал, что персонаж анекдотов – фигура легендарная. И пусть представал он в этом анекдоте не в самом лестном свете, зато представал повсеместно. Во всех банях страны.

– Ну, анекдот-то так себе. Мерзкий. Как будто я какой-то непоследовательный, – кокетничал Борис Абрамович, – ну и надо подумать, откуда утечка о том, что я о православии подумываю. Ты-то как думаешь?

– Борис Абрамович, ну, если бы вы машину не освящали, то, может, и утечки бы не было. Попа с кадилом все видели. У нас даже сигнализация противопожарная сработала. А здесь кто только не пасется!

– Ну, это же традиция, Сережа, – на голубом глазу возразил Березовский.

– А анекдот-то глубокий. Он про идентичность, Борис Абрамович.

– Что-что?

Березовский не то чтобы не ожидал услышать от Соколова такого слова. Просто это здорово совпало с тем, о чем он упорно думал в последнее время. Бориса Абрамовича очень мучал вопрос социальной самоидентификации: чтобы как-то успокоиться, ему просто необходимо было соотнести себя с какой-то группой людей. Как человек системный, он начал с рисования кружков. Каждому кружку Борис Абрамович сначала дал названия: «Власть», «Богатые», «Ученые». Потом подумал и дорисовал еще: «Пассионарии». Позже появились кружочки «Евреи» и «Талантливые». Березовский не то чтобы верил, но надеялся, что методика создания подмножеств из множеств позволит ему выявить наконец социально близких людей. Но не получалось. Как Березовский ни пытался представить кого-нибудь еще в том месте, где кружочки пересекались, не получалось. А получалось как-то грустновато. Даже одиноко как-то: всем заданным характеристикам соответствовал лишь он один. Это, понятное дело, снова наводило на привычные мысли о собственной гениальности, но и пугало тоже. Для чистоты научного поиска Борис Абрамович решил сменить методику и ознакомиться с работами «основоположников». Один край рабочего стола стал быстро обрастать книгами по социологии. Но времени, чтобы внимательно их почитать, у Березовского просто не было. Понятное дело, что за время многочисленных визитов в кабинет шефа Соколов успел ознакомиться и с корешками и с обложками. А в свободное от работы время – и с содержанием: работа такая.