Коврижка - [12]
И вот что странно, в тот день озорник, каким я рос, превратился в тихоню. Как бы это объяснить? Дело в том, что в тот миг — тогда я этого еще не понимал — в моей душе появилось что-то вроде МОЕЙ АРИФМЕТИКИ. Наверное, это и послужило причиной, — думаю нынешний я. Это было и не грустное, и не радостное событие, и тем более никого не стоит винить в произошедшем. Просто буквально — это был счет. Я стал меньше говорить, зато начал усердно работать и копить деньги. «Послушай, мир надо покорять с одного наскока», — говорили мне друзья, но я знал… что в конце концов им тоже придется вести подобную арифметику. «Сам-то ты кем хочешь стать?» — «Я? Гм, подумываю попробовать себя в шоу-бизнесе».
У каждого человека есть его собственная арифметика. Рано или поздно она обязательно обнаруживается. Конечно, в этом мире есть продвинутые жизни, которым никак не обойтись без математики, но жизнь большинства заканчивается на арифметике. То есть это как подъедать листочки с верхних веток — ты кое-как прибавляешь и вычитаешь небольшие сбалансированные денежки, а между тем твоя жизнь подходит к закату. Зе енд. В общем, не знаю, то ли в тот день я своими глазами увидел ПАПИНУ АРИФМЕТИКУ и результат его вычислений, то ли получил наследство. То есть передай обед — получи арифметику. Я передал обед, а получил арифметику. И одно это чувство сделало из меня человека, который больше никогда не говорил: «Папа, дай денег».
Действительно, моя арифметика.
«Извини», — сказал отец, но я подумал: «Отец, это — моя арифметика». Пополняемый вклад, пополняемый вклад, а еще свободный вклад… Вспоминаю сберегательные книжки, на которые откладывалось по тысяче вон, по полторы тысячи вон с моей копеечной зарплаты — в жизни нет ничего сложного. К слову, вокруг меня все так делали. Только у Гуру пять сберкнижек! Да, у Гуру не было отца, но и не было больной бабушки, как у нас. То на то. Мать его была кухаркой, а больше он ничего не рассказывал, поэтому я и не знал. Я слышал, что в средней школе Гуру был снюхавшимся токсикоманом. Так говорили. Но тогда я этому совсем не верил. Да, точно, каждый живет со своей арифметикой. И вот…
Моя… арифметика.
Внимание, прибывает электропоезд
Пассажиры не должны заступать за линию безопасности, однако это было нереально. Уехать надо всем, а мест в вагоне уже нет ни для кого. Кто не сел — тот опоздал на работу. На платформе — линия безопасности тела, но внутри вагона — линия безопасности жизни. А вы, что бы вы выбрали?
Я не могу забыть мое первое прибытие поезда. Это был не поезд, а чудище. Ужасающе огромная тварь — фа-фа! — подползла к платформе, разверзла свои бока и стала изрыгать людей, словно рвотную массу. А-а! — вырвался невольный стон. Эта картина чем-то напоминала прорыв плотины. Я чувствовал, будто эта рвота через глаза, уши и нос заполняет мою голову. Эй! — если бы не крик Гуру, я бы стал добычей этой твари. Когда я пришел в себя, бока чудища засасывали обратно рвотную массу, затопившую перрон. Эта мощь могла бы выработать мегаватты электроэнергии. «Жми!» — крикнул Гуру. Давай! Давай! — в полуобмороке я трамбовал что-то в вагон. Сейчас помню только, что это было что-то мягкое и что-то твердое. Постойте. А что, если я скажу, что это было человечество?
«Приди в себя!» — строго приказал Гуру, когда поезд тронулся. «Хорошо». — Я сделал глубокий вдох, но, один шут, ноги продолжали дрожать. «Не думай, что это люди. Это груз. Понял меня? Понял? Понял?» Тут подошел следующий поезд. Я был готов к битве. Фа-фа! Мой второй поезд следовал до Ыйджонбу. Было такое чувство, что из него изверглось вдвое больше народу. Словно… словно все человечество.
Так прошел один час. Придя в сознание, я обнаружил себя сидящим за линией безопасности, то есть где-то в районе «ПОЖАЛУЙСТА, ОТСТУПИТЕ НАЗАД». И перед глазами — три зажима для галстука и две пуговицы, а вместе с ними словно костыль раненого солдата валялась сломанная дужка очков. Роговая была оправа. Я собрал потерянные человечеством вещи и только тогда осознал, что пропотел насквозь. Вот-вот, марсианам хорошо! Ага, хорошо им!
Таким образом прошла одна неделя. По утрам — созерцание общечеловеческой трагедии, до обеда — короткий сон, потом — подработка на заправке и ночной супермаркет. В первый день болели голова-плечи-колени-пятки-колени-пятки, на следующий день — голова-плечи-колени-пятки-колени-пятки-колени, а еще на следующий день — голова-плечи-пятки-колени-пятки-голова-плечи-колени-уши-нос-уши. В общем, проще было бы сказать, что раскалывалось все тело. За такое… разве я не должен получать тридцать тысяч вон в час? Меня снова охватило недовольство, но я, стиснув зубы, продолжал выходить на работу, поскольку Гуру, настраивая меня, подобрал чертовски верные слова: «А тебе не обидно будет сейчас все бросить?» Возможно, в этом «НЕ ОБИДНО?» и кроется секрет строительства египетских пирамид. «Эх, египтянин, сейчас бросать очень обидно». Сдается мне, что рабская арифметика была чем-то вроде того.
