Котдог - [12]

Злость испарилась.

Он вернулся по веткам неторопливой уверенной пробежкой, все еще помякивая и делая хвостом непристойные жесты – но уже больше так, для порядка. Настоящая злость ушла. Надо же, как далеко шарахнуться успел, не на шутку достало, видать. Хорошо, что без майки, из шорт вывернуться несложно, а вот майку бы точно порвал, и хранительница Миурика, ставшая недавно младшей из Старших матерей, ни за что не дала бы новую – одежда драгоценна, ее выдают лишь взрослым, беречь умеющим. Не умеешь беречь – значит, не достоин, ходи голым, как в сквоте. Или сам себе делай кожаную. Как у охотниц. Они утверждают, что гордятся этими грубыми самодельными шмотками. Да только почему-то заядлые охотницы проводят большую часть жизни в сквоте – может, как раз потому, что в сквоте можно бегать голышом? Вряд ли им на самом деле нравится эта грубая и жесткая гадость – Ксант попробовал как-то и полдня не проносил, как стер себе все, что только мог. Нет уж!

Мрявкнув от неприятного воспоминания, Ксант передернулся всей кожей – так, что густая рыжая шерсть прошла волнами от ушей и до самого кончика хвоста, последний раз недовольно мотнувшегося из стороны в сторону. Спрыгнул с дерева, уже на земле вышел из сквота, торопливо натянул брошенные шорты. Огляделся – не видел ли кто?

Хоть в этом повезло – зрителей не наблюдалось. Никто не видел, как он только что самым постыдным образом потерял лицо, ушел в сквот не по собственной воле, свалился, как маленький.

Короче, не очень приятно вчера все кончилось.

А все она, чтоб ей, сучка эта!

И вот – явилась как ни в чем не бывало. Сидит себе, улыбается, болтает ногами над пропастью. Словно вовсе и не она тут вчера рыдала, кусая губы, вся из себя такая разнесчастная. Впрочем, пусть сидит себе. Она забавная. По-своему. Ну, вот кто, например, добровольно захочет вспоминать о собственном Испытании?..

– Вит говорит, что вообще ничего не помнит. Странно, он же меня даже старше, хотя и на чуть всего, но все время это подчеркивает. Я, мол, старший, а ты – так, мелочь пузатая. И вдруг – не помнит. Не понимаю. Я-то ведь помню, значит, и он должен! Правда, я плохо помню… Так, кусками все. Помню боль. Очень больно было, больно и страшно. Словно куда-то падаешь. Как в плохом сне. И нужно что-то сделать, а ты никак не можешь понять – что… Просто падаешь – и никак не можешь проснуться…

– Красиво говоришь. – Ксант передернул плечами, чувствуя, как кожу на спине стянуло ознобом, несмотря на жаркое солнце. – Похоже на начало «Поэмы…».

– Ну… да. Извини… Знаешь что? Я думаю, она как раз об этом. Об Испытаниях. И о том, что нам надо сделать, чтобы их выдержать.

– Вырастить крылья? – ехидный смешок замер на заледеневших губах. Откуда она знает? Откуда вообще кто-нибудь это может знать?!

– Извини, но мне кажется, что крылья – не на самом деле крылья. Это иносказание такое, загадка для нас. Мне, например, тогда казалось, что у меня в животе растет черная квазироза. Тонкий стебель тянется вверх, через грудь к горлу, распускает вокруг шипы, они рвут меня изнутри, потому-то и больно так… Но эта боль почти приятна, потому что под самым горлом уже появился черный бутон. И лепестки дрожат, разворачиваясь… А когда он раскроется – я всё узнаю и всё смогу сделать, как надо… Но Испытание кончилось раньше, чем я успела понять. Цветок так и не раскрылся. А ты? Извини, конечно, что я спрашиваю, но… Ты что-нибудь помнишь?

Она – песик. Просто песик. Маленький глупенький песик-девочка. Она, наверное, даже и не догадывается, насколько неприлично спрашивать о таком. И насколько невозможно на это ответить… Ксант пожал плечами, пытаясь выглядеть равнодушно-нейтральным и не топорщить шерсть на загривке. Но все-таки не удержался:

– Не знаю. Во всяком случае, я не помню ничего такого, из-за чего мне вдруг захотелось бы умереть.

– А я и не хотела. – Она снова улыбалась, склонив голову к плечу и поглядывая на него из-под светлой челки. – Я просто подумала – а вдруг, если я прыгну с этой ужасной скалы и как следует испугаюсь – всё получится? Ну, понимаешь, тот черный бутон… Это очень похоже на открытие сквота. Такое же легкое шевеление раскрывающихся лепестков под самым горлом… Вот я и подумала – а что, если это и есть цель Испытаний? Открытие лаза в новый сквот! Лучший! А мы малы, перепуганы и ничего не понимаем. Но теперь-то я взрослая и всё понимаю! Главное – суметь как следует испугаться. Первый раз – это всегда очень трудно, мы выросли и не помним про свой первый раз, но я видела, как мучаются малыши. И ты тоже, наверное, видел, да? Но если напугать – то всё намного проще! Срабатывает автопилот – оп, и ты уже на четвереньках! Ну что ты улыбаешься? Думаешь – глупости? А вот и нет! Все детские игры на страшилках почему основаны? Чтобы переход облегчить! И на Испытаниях нас именно поэтому так пугали! Не улыбайся, я же вижу, ты понимаешь. С нашими об этом невозможно говорить, они не понимают, а ты – понимаешь. Ну что ты молчишь?

Интересно, все сучки столько болтают – или это ему персонально так повезло? Не то чтобы ее нескончаемая трескотня особо раздражала, но какое-то время он всерьез обдумывал – а не вернуться ли на любимую ветку? Впрочем, лень победила.