Костолом - [11]

Шрифт
Интервал

Ксюха знает, что. Кого. Но с Женькой делиться знанием не спешит. Стыдно.

* * *

Едва добежав до комнаты, девчонки плюхаются на кровати, не снимая обуви, с наслаждением раскидывая конечности и предвкушая драгоценное время дневного сна. Если бы не «тихий час», работяжки бы летнего марафона не выдержали: когда работаешь без выходных, даже казавшиеся некогда неиссякаемыми силы молодого организма иссякают.

— Чуть не забыла, Жек! — Ксюша лезет в карман небрежно брошенной на спинку стоящего неподалёку стула ветровки. — Вот. Мент дал. Тот, что молодой. Валееееера.

— Ксюх, да ты чо! Клеился что ль?

— Клеился, да не ко мне. Телефончик для тебя. Звонить будешь?

Не ожидала она такого: улыбка мгновенно сползает с припухших, вечно чуть обветренных Женькиных губок, а самопальная визитка отправляется в переполненную корзину.

— Надо бы мусор выбросить. Вон — уже мошкара кружится, — лепечет Женя, вымученно ухмыляясь случайному «мусорскому» каламбуру.

— Ты мне зубы-то не заговаривай! Неужели прям совсем парнишка не понравился? — Ксюша не знает, кого ей больше жалко: заочно отверженного ухажёра или себя — всё же она надеялась побыть селестиной, хотя бы однажды. Хоть разок оказаться на месте тех, кто по жизни пытался сосватать кого-то ей самой.

— Ксюх, давай начистоту. Где я, а где он — мент деревенский.

— Постой, когда это тебя смущали мезaльянсы? Ты из «Марии» чуть ли не через день с очередным курортником уходишь, а тут парень приличный, никуда не сбежит опять же…

— В том-то и дело, Ксюх, что не сбежит. Здесь останется, а мы в сентябре уедем. Понравился он мне…

Продолжать допрос Ксения уже не решается: подруга её — общительная до безобразия, бойкая, бесцеремонная — к откровениям вовсе не склона. В это сложно поверить, но Жека — одна из самых загадочных персон, которых ей доводилось встречать. Вся жизнь напоказ, все мысли — на языке, а что у неё на сердце — никто и не знает. Когда Ксю взглянула на подругу снова, та уже спала, свернув маленькое мягкое тельце калачиком, подобрав под себя округлые коленки, раскидав каштановые локоны по подушке. Стало грустно и спокойно одновременно — такое чувство бывает, когда ты наконец осознаёшь и саму суть вещей, и её безысходность, и находишь в себе силы всё это принять. Какие же мы по сути одинокие. Все! Все, без исключения. Встречаем друг друга, чтобы обмануться и разбежаться, и не важно, случится ли это следующим утром, или через десяток лет, или же причиной тому станет смерть от старости; итог один — мы все рождаемся и умираем одинокими.

* * *

Редкие моменты цветного заката — южные сумерки короткие, стремительные и очень яркие. Проводив подругу в очередное странствие до пляжного кафе «Мария», покончив с уборкой после ужина, приняв душ и расчесавшись, Ксения вышла на общую веранду третьего этажа и стоит теперь рядом с их с Женькой комнатой, наблюдает закат. Ей бы хотелось, чтоб солнце зависло, как колёсико на экране компьютера. Чтобы где-нибудь в уголке неба возникла надпись «Server not responding», а солнце висело бы и висело, и продолжало бы висеть, ожидая перезагрузки, и благодаря ему зависла бы вся жизнь на земле. Жаль, что уже через минуту-другую алый шар окончательно утонет за зубчатой линией горного горизонта, и Ксюше снова будет нечем заняться. Когда ночь, она теряется.

— Девушка, извините, а Вы давно приехали? Как здесь вообще, как водичка? Прогрелась? Купаться уже можно?

Слова доносятся до потерянной в созерцании неумолимого светила Ксении не сразу — пока солнце двумя красными точками догорало в её зрачках, она ничего не слышала.

— Ауу, девушка?

— А? Что? — Ксения поворачивается на голос. В Алиевке официально наступает ночь. Роскошная шатенка, которую, судя по копии главной страницы паспорта, что Ксюша уже успела подсмотреть, тайком пробравшись в Розин офис, зовут Ольга Белова, она на целых двенадцать лет старше Ксении (даже не верится!), и прибыла она аж из самого Иркутска. Шатенку не узнать невозможно — по улыбке, по звонкому голосу, по стати. От дневного же лоска сейчас в ней мало что осталось: точёное тельце закутано в бесформенный банный халат, свежевымытые волосы влажными сосульками свисают вдоль спины, умытое лицо впотьмах толком и не рассмотреть. А на ногах — пляжные шлёпки. Но даже без каблуков гостья почти на голову выше Ксении. — Извините, я не отдыхаю. Я работаю здесь. А водичка… Нормальная водичка.

— Работаете? Тогда, наверное, я вас отвлекаю? — шатенка извиняется одними глазами и собирается уже удалиться.

— Нет, что Вы, моя смена закончилась. И вообще, я совсем… совсем ничем сейчас не занята, — Ксюша даже не верит, что выпалила такое! Будто сам демон-искуситель так и подначивает её к шатенке в товарки навязаться. — Кстати, я Ксения. Мы с подругой здесь всё лето работать будем. А Вы… Только на рынок не ходите! Обворуют!

— Очень приятно, а я — Оля, — Оля руки не подаёт, потому что в руке у неё чашка чая. — Значит, по вечерам здесь заняться совсем нечем? Простите, но смотреть телевизор я не пойду: «Дом-2» — не моё. А насчёт рынка… Спасибо за предупреждение! Столько лет прошло, а воровать так и не перестали…


Еще от автора Wind-n-Rain
Kill the Beast

Любимая подруга убита, и кажется, я знаю, кто это сделал. Он ходит рядом, но его не поймать. И пока я пыталась бороться с тьмой, что внутри, зверь подбирался всё ближе. Теперь моя цель — убить зверя.Метки: разница в возрасте, спорт, триллер, детектив, повседневность, повествование от первого лица, учебные заведения, элементы фемслэша. Без привязки к конкретной геолокации. Абстрактный город некой европейской страны, где люди носят самые разные имена.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.