Король-Солнце - [25]

Каждый день на допросах всплывали все новые и новые имена: графиня де Рур, виконтесса де Полиньяк, герцогиня д-’Ангулем, герцогиня де Вптри, принцесса де Тенгри, графиня де Грамон, граф де Сессак, граф де Клермон. Среди прочих колдуньи назвали и личную горничную госпожи Монтеспан мадмуазель де Эйе, имевшей, как известно, ребенка от короля, герцогиню де Вивон, невестку Атенаис, и двух представительниц ближайшего окружения короля, племянниц Мазарини Марию Анну де Буйон и графиню Олимпию Суассон. Суассоны принадлежали сразу к двум королевским фа­милиям: французской (Бурбон-Конде) и Савойской. Когда последний из оставшихся в живых граф Суассон погиб на войне, его сестра получила разрешение взять графский титул брата; она вышла замуж за младшего отпрыска рода Савойских, а их сын женился на Олим­пии Манчини. Главу рода при дворе величали не иначе как Господин Граф. Мадам Графиня, женщина блестя­щего ума, содержала салон. В молодости у нее с королем был роман. В те годы она многое сделала в плане его культурного развития: привила вкус к изящным искус­ствам и научила хорошим манерам. Их отношения с тех пор практически не изменились и остались достаточно теплыми и доверительными. Это давало повод думать, что увлечение Людовика Олимпией Суассон еще про­должалось. У графини был молодой сын, принц Евге­ний, весьма своеобразная личность. Его ночему-то не представляли ко двору, и молодой человек проводил все время в кругу таких же молодых распутников, но­сивших женское платье.

Несмотря на то, что все вельможи, чьи имена фи­гурировали в деле, являлись друзьями короля, он при­казал продолжать расследование, заявив, что отравле­ниям следует положить конец. Когда следствие по делу Вуазен закончилось, Ла Рейни признался, что потерял веру в людей и их моральные устои. «Человеческими жизнями торгуют, как на базаре; убийство представля­ется единственным способом решения семейных про­блем. Злодейства распространены повсеместно — в Па­риже, в окрестностях, в провинциях». Все высшее общество пребывало в шоке. Один из приятелей Бюсси- Рабютена писал ему: «Несмотря на то, что я никогда не был праведником, я не могу прийти в себя от тех ужа­сов, о которых ты мне рассказал».

Среди других преступлений, совершенных Вуазен, следует назвать около двух тысяч произведенных сю абор­тов и многочисленные убийства младенцев, чье появ­ление на свет было нежелательно для их родителей. Кроме того, она приносила в жертву дьяволу живых младен­цев, похищаемых в кварталах бедноты. Судя по поли­цейским данным, случаи исчезновения маленьких де­тей в последнее время значительно участились. Дочь Вуазен прятала от матери своего малыша, опасаясь ее. Вуазен назвала множество имен, но даже под пыткой ни словом не обмолвилась о мадам де Монтсспан. Этот факт находит два объяснения: либо госпожа Монтсспан не была замешана ни в чем серьезном и, кроме безо­бидного колдовства, другими услугами гадалки не пользовалась, либо Вуазен боялась выдавать свои связи с приближенными короля, страшась ужасной смерти, которая могла ожидать виновных в покушении на жизнь монарха.

Вуазен, Босс и Вигуро приговорили к казни. Вигуро умерла от пыток, две другие женщины пытки выдержа­ли и были сожжены заживо на костре. Дамы благород­ного происхождения, Пулейон, Дре и Леферон, суро­вой участи избежали, но были сосланы в монастыри Нидерландов замаливать грехи до конца своих дней.

Следствие Ла Рейни продолжалось еще примерно год, а в 1680-м при дворе разразился еще один гранди­озный скандал. Причиной послужил невероятный слух о подписании ордера на арест герцогини де Суассон, подозреваемой в убийстве мужа, а также герцогини де Буйон, обвиняемой в отравлении камердинера, знав­шего о ее любовных похождениях, и покушении на жизнь мужа; маркизы Тенгри, одной из фрейлин королевы (ее подозревали в убийстве собственного ребенка); могу­щественного и пользовавшегося популярностью маршала Люксембургского и других не менее известных лиц. Но прибывшая в дом герцогини де Суассон полиция хо­зяйку не обнаружила. Король, вопреки своим принци­пам, предупредил ее письмом о готовящейся акции. В королевском послании говорилось, что у нее есть воз­можность выбора между Бастилией с последующим су­дом и бессрочной ссылкой. Женщина без колебания предпочла ссылку и бежала из Франции в Брюссель, прихватив с собой госпожу д’Алюи. Находясь в безопас­ности, она начала вести с королем переговоры. Герцо­гиня согласна была вернуться, если не придется ждать суда за решеткой и если судебное слушание можно про­нести незамедлительно. Король ответил, что тюремного заключения в любом случае избежать не удастся и га­рантировать быстрое судебное разбирательство тоже никто не может. Поскольку во Францию герцогиня боль­ше не вернулась, все поверили в ее виновность. Король признался ее свекрови, что, разрешив герцогине скрыть­ся от правосудия, он взял грех на душу и будет за него в ответе перед Богом и своим народом. Из списка подо­зреваемых Ла Рейни удалось бежать еще господину Сес- саку и госпоже Полиньяк. Остальные были арестованы.

Судебные слушания по этому делу были полны дра­матизма. Герцогиня дс Буйон явилась на суд в окруже­нии любящих родственников, держа под руку мужа и любовника, герцога Вандомского (кузена короля), из- за которого якобы и покушалась на жизнь супруга. Она выглядела прелестно. Герцог де Буйон обожал свою жену. Его братья, возмущенные ее громкими любовными по­хождениями, настоятельно советовали герцогу упечь жену в монастырь, но тот не желал и слышать об этом, говоря, что жена одаривает ласками и его, поэтому все остальное не имеет значения. Герцогиня не скрывала, что вместе с Вандомом часто навещала Вуазен. Когда судья объявил, что герцогиня обвиняется в покушении на жизнь мужа, она рассмеялась и сказала: «Спросите у него!» Ла Рейни поинтересовался, нс видела ли она дья­вола и, если да, то как он выглядит. «Маленький, чер­ненький и безобразный, как вы», — отвечала герцогиня. Поскольку улик против нее не было, мадам де Буйон оправдали. После объявления оправдательного пригово­ра она проследовала на свое место. Вероятно, тогда-то герцогиня сочинила остроты, которыми якобы сразила судей во время слушания дела. Позже они были напеча­таны и холили по рукам. Королю такая вольность и не­уважение к суду не понравились, и он запретил Буйон появляться при дворе. Остроумие стоило герцогине не­скольких томительных лет жизни в провинции.