Король-Солнце - [20]

Госпожа Севинье присела перед королем в реверан­се, как се тому научила мадам де Гриньон. Будь она мо­лодой и прелестной, он не смог бы ответить ей любез­нее. Королева справилась о се самочувствии после болезни. Тему здоровья женщины обсуждали с таким интересом, словно речь шла о рождении ребенка.

Мадам де Невер была очень хороша собой и скром­на. Господин де Невер ничуть нс изменился, но жена от него без ума. Ее сестра, мадмуазель де Тьянж, выгляде­ла еще прелестнее, но была нс столь любезна. Господин дю Мэн был просто бесподобен, забавный и не по го­дам умный, он говорил всякие неожиданные вещи. Ма­дам де Ментснон и мадам де Тьянж вместе напоминали гольфов и гибеллинов. Мадам была само дружелюбие. Мадам де Монтеспан рассказывала о лечении, которое принимала в Бурбоне, и интересовалась Виши. Она ска­зала, что, когда уезжала в Бурбон, у нее болело одно колено, а по возвращении — два. Спину она держала идеально прямо и выглядела потрясающе: изящная, в платье из французского кружева; волосы, уложенные локонами, убраны черными лентами; наряд дополняли огромные бриллианты и невероятного размера жемчуга. Короче говоря, ее красота могла поразить чье угодно воображение. Она хорошо сознавала, что ее присутствие отвлекает внимание людей от короля, поэтому велико­душно уступила ему пальму первенства. Мадам де Гри- ньон вряд ли может себе представить, как все было ве­село и великолепно. В атмосфере этого высокого собрания царила доброжелательность и благодушие. Продолжалось все это с трех часов до шести. В разгар веселья пришла почта, и король удалился ее читать, но вскоре появился вновь. Музыка нс смолкала на протяжении всей вече­ринки. В шесть часов игры закончились. Все начали рас­саживаться по каретам. Короля сопровождали мадам де Монтсспан, мадам де Тьянж и Мсье. Королева и прин­цессы сели в другую карету, за ними последовали все остальные. С шести до десяти вся компания каталась но каналу на гондолах иод аккомпанемент камерного ор­кестра. В десять началось театральное представление. Ужин накрыли в полночь. Приблизительно по такому сцена­рию в Версале проходили все субботы.

Вернувшись, мадам де Ментенон появилась при дво­ре, ведя юного дю Мэна за руку. Он подрос, окреп и мог ходить без посторонней помощи. Король был счаст­лив видеть их обоих. Его очень порадовал прием, ока­занный его маленькому сыну в провинциях. Для Атена- ис возвращение подруги было менее приятным. Сама госпожа Ментенон пожаловалась на исповеди своему духовнику аббату Гобелену, что стоит ей ввести какие- то правила для детей, как их мать тут же эти правила нарушала. «Не могу поверить, чтобы Богу было угодно примирить меня с мадам де Монгесиан. Она не способ­на на дружбу». Мадам де Ментенон поделилась своим мнением с королем, и он принял ее сторону. Естествен­но, Атенаис это не понравилось и в отличие от Луизы де ла Вальср, единственным оружием и формой проте­ста которой были кроткие слезы, она закатывала сцены при каждом удобном случае.

Вскоре обе дамы стали при дворе притчей во язы- цех. В свете только и делали, что обсуждали их ссоры, которые, как это ни покажется странным, всегда за­канчивались примирениями, так как эти женщины пи­тали друг к другу нежные чувства. Когда казалось, что произошел окончательный разрыв, госпожа Ментенон мчалась в Кланьи или Атенаис приезжала к ней.

Однажды после очередного периода скандалов они были вынуждены ехать из Версаля в Фонтенбло в одной карете. Удобно устроившись, Атенаис сказала бывшей подруге: «Давай все забудем и поболтаем, как прежде. Почему бы нам не повеселиться, пока есть возмож­ность?». Они прохохотали всю дорогу, однако по при­бытии в Фонтебло их отношения снова испортились и причем настолько, что король попросил мадам де Мен­тенон передать Атенаис, чтобы та начала думать о своей душе. На слова подруги, в которых не было ни намека на оскорбление, мадам Монтеспан ответила грубостью. Госпожа Ментенон нашла это в высшей степени не­справедливым. Она полагала, что Атенаис должна быть благодарна за то, что может обрести спасение, несмот­ря на всю свою неправедную жизнь. Похоже, что их друж­бе пришел, конец, и отныне любое упоминание имени мадам де Ментенон вызывало у Атенаис приступ чер­ной злобы и ненависти.

В конце 1676 года этих непримиримых соперниц объединила общая тревога за короля. Его Величество, похоже, утратил интерес к ним обеим и стал неразбор­чив в связях. Он никогда не упускал случая затащить в постель первую попавшуюся женщину и даже занимал­ся любовью в приемной Атенаис, если она заставляла его долго ждать, с ее горничной мадмуазель де Эйе или с мадам де Тьянж. Но все эти мимолетные увлечения не выходили за пределы семьи, так сказать, в обществе о них не знали и, следовательно, повода для беспокой­ства не было. Теперь, отбросив всякую предосторож­ность, король не скрывал свои любовные похождения и даже пережил несколько неожиданно бурных рома­нов, стоивших казне немалых денег. Обладательница сколько-нибудь смазливого личика могла вить из коро­ля веревки. Мадам де Севинье писала, что дни госпожи де Монтеспан сочтены. Ее звезда катилась к закату, ее слезы и печаль перемежались с наигранной веселостью. Принцесса де Субиз, обладательница эффектной вне­шности, но весьма заурядного ума, желая поправить дела своего мужа, главы обедневшего рода великого Армо­рика Рогана, прибегла к такой хитрости: отправив лю­бимого мужа наводить порядок в родовых поместьях, она надела изумрудные серьги, своего рода условный знак для короля, что путь свободен. В результате Субизы стали невероятно богаты и построили роскошный дом, который и сегодня является гордостью Парижа. Роман Людовика с госпожой де Субиз продолжался с пере­менным успехом несколько лет. Но его нельзя было на­звать бурным — принцесса утомляла короля. Возможно, ее сын кардинал де Роган явился плодом той связи.