Король-Солнце - [18]

Все здания в Марли, кроме одного-двух домов са­довников, после Французской революции были разру­шены. Однако само место по-прежнему славится самы­ми прекрасными в Иль-де-Франс парками.

ГУВЕРНАНТКА

Она восхитительная собеседница.

Мадам де Севинье о мадам Скаррон

В 1674 году мадам Скаррон начала кампанию, кото­рую впоследствии назвала «долгой борьбой задушу ко­роля». В этой борьбе ее главной соперницей была мадам де Монтеспан, а самым мощным орудием — маленький герцог дю Мэн — обворожительный ребенок, унаследо­вавший материнскую красоту и обаяние. Мадам Скар­рон растила его в любви и ласке и очень рано научила читать. Она никогда его не наказывала и не запугивала, так что со взрослыми он держался уверенно. Король любил его больше остальных детей, и мальчик отвечал ему тем же. Жаль, что Людовик не относился так к до­фину. Мягкий и покладистый от природы, тот был ис­порчен неправильным воспитанием. Король, прошедший собственные университеты практики государственного управления на наглядном примере интриг Мазаринп, был в этом плане уникален, но ему не доставало книж­ных знаний, о чем он очень сожалел и, желая воспол­нить этот пробел, дал наследнику превосходное клас­сическое образование. Его куратором назначили епископа Боссюэ, величайшего знатока французской прозы того времени, гувернером - герцога Монтосье. Эти двое же­стоко наказывали дофина на уроках за малейшие про­винности. Говорят, что однажды они даже сломали до­фину руку. Монтосье был жестоким и грубым человеком, а Боссюэ плохо разбирался в детской психологии. До­фин был далеко нс глупым. Некоторые его современни­ки утверждают, что в детстве у него были великолепные способности, но бесконечные побои навсегда от­вратили его от учебы и книг. Он стал застенчивым, в обществе старался держаться в тени и до ужаса боялся отца. Такое поведение сына, безусловно, не могло не сказаться на отношении короля к нему. В результате Людовик перенес отцовскую любовь на своих внебрач­ных отпрысков, среди которых особо выделял дю Мэна.

Мадам де Монтеспан при всей своей незаурядности была плохим психологом. Она полагала, что если золо­тые кудри, голубые глаза и веселый нрав не в состоя­нии удержать возлюбленного, то сделать это поможет магия. Другое ей просто не приходило в голову. Но гос­пожа Скаррон знала, что ничто так не скрепляет связь людей, как ребенок. Самая невзрачная женщина спо­собна привлечь мужчину, особенно если он нс первой молодости, говоря с ним о его сыне. Мадам Скаррон делала это каждый день. Людовик уже преодолел свою былую неприязнь к этой женщине, да и она чувствова­ла себя в его компании раскованнее. Постепенно их бе­седы становились все непринужденнее. «Сир, вы люби­те ваших мушкетеров. Но что бы вы сказали, если бы один из них оставил свою жену и сошелся с замужней женщиной?» - спрашивала мадам Скаррон. «Я погово­рил с ним как христианин с христианином и как пре­данный друг мадам де Монтеспан», - отвечал, смеясь, король.

Позже, оправдывая свое поведение, она говорила: «Мы с госпожой де Монтеспан были лучшим в мире подругами; она любила мое общество, и я, по простоте душевной, всю себя отдавала этой дружбе. Она была при­влекательной и умной, доверяла мне и обо всем расска­зывав. Потом произошло то, что произошло. Наши от­ношения разрушились, но никто не хотел разрыва. Конечно, это была не моя вина, и если кто-то о чем-то сожалел, так это она; она могла бы сказать, и это было бы истинной правдой: «Я поставила се на то место, ко­торое она теперь занимает. Я заставила короля полюбить ее, и он сделал ее своей фавориткой, а меня удалил». С другой стороны, разве я была вправе отвергнуть дружбу короля? Что было плохого в том, что я давала королю добрые советы, использовала свое влияние, чтобы на­ставить его на путь истинный? Если бы, любя госпожу Монтеспан, как я ее любила, я затеяла бы интригу из злых побуждений, если бы я дала дурной совет в глазах Господа и света, если бы, вместо того, чтобы заставить ее порвать с королем, я научила бы ее, как сохранить его, тогда бы я вручила ей верное оружие против себя. Разве я не права, если скажу, что нет ничего умнее, чем никогда нс поступать дурно и вести себя во всех случаях безукоризненно?»

Король теперь все чаще задумывался о примирении с церковью. На протяжении многих лет Боссюэ и другие видные проповедники публично обличали его с амво­нов. Людовик спокойно относился к их критике, но нельзя сказать, что она была ему по душе. Он уважал Бога, считая себя Его вассалом, был благодарен Госпо­ду за свои военные победы и благополучие королевства, хотел и был готов вознести Ему свою хвалу, поскольку боялся, что Господь, рассердившись, может отнять все, что дал. Долгие и интересные беседы с госпожой Скар­рон стали для короля привычными.

И тут мадам де Монтеспан начала проявлять беспо­койство. Она решила избавиться от подруги. Не то чтобы она видела в ней соперницу, просто король проводил с мадам Скаррон время, которое мог бы посвящать ей. Мысль о том, чтобы самой участвовать в серьезных раз­говорах, наводила на мадам де Монтеспан тоску, к тому же она не стремилась сделать из короля праведника. Од­нако госпожа Скаррон не была нянькой, которую мож­но было бы запросто уволить. Она вполне могла запро­сить за свои услуги немыслимую награду. Лтенаис решила, что было бы неплохо найти ей мужа и, осмот­ревшись вокруг, остановила свой выбор на престарелом герцоге Внльяр-Бранкс. За приданное, вроде того, чтополучил Невер, он согласился жениться, но госпожа Скаррон отказалась. Тогда мадам де Монтеспан предло­жила подруге духовный сан; король мог бы сделать се аббатисой какого-нибудь богатого монастыря. И снова последовал категорический отказ. Желания расстаться с госпожой Скаррон у короля не было, и он решил дать ей поместье и титул. Близ Шартра был куплен большой красивый замок, и госпожа Скаррон получила его имя, с тех пор она стала называться маркизой де Ментенон.