Контрабандисты Гора - [80]

Четырьмя днями ранее меня освободили от моей цепи в рабском бараке. Моё место там заняла другая рабыня. Я была в ярости от того, что было сделано со мной, но мой живот там хорошо разогрелся. Теперь мне было бы трудно стать снова такой, какой я была прежде. Отныне я должна была бороться со своим собственным телом, с тем телом, которое мне теперь казалось незнакомым. Оно со своим здоровьем и потребностями, с желаниями и неконтролируемыми реакциями, с беспомощностью и живучестью предавало меня! Я вынуждена была воевать с ним! Могла ли я быть самой собой в ошейнике? И могла ли я быть самой собой кроме как в ошейнике! В глубине души я знала, что принадлежала ошейнику, но я настраивала себя отрицать эту реальность, решительно бороться с ней, отчаянно пытаясь уцепиться за последние, изодранные клочки моей гордости! Разве я была не с Земли? Разве в моём родном мире меня не научили тому, какой должна быть «истинная женщина»? Разве я забыла о том, что должна предавать своё собственное тело, лжесвидетельствовать, изменять и отрицать своё самое глубинное и самое реальное «Я», и эти отрицание и разрушение, следовало представлять как удовольствие и украшение! Мы должны быть предателями нашей крови и наших сердец. Но я боялась, что гореанские мужчины не склонны разрешать подобное поведение, по крайней мере, если Ты — рабыня. Чем ещё могла бы быть женщина в руках гореанского мужчины, кроме как всего лишь рабыней? Я должна бежать! Конечно, у них хорошо получилось пробудить меня. Насколько беспомощной я была в их объятиях! Насколько зла я была на саму себя за то, что я не могла ничего поделать с собой, лишь отвечать как наименее и наиболее никчёмная из рабынь! Как я подпрыгивала, стонала, скулила и упрашивала ещё хоть на мгновение продлить их прикосновения! Но как такое могло произойти? Разве я была не с Земли? И насколько одинокой к своему разочарованию и стыду чувствовала я себя, когда, лёжа в темноте на цепи, в беспокойстве крутилась на своей циновке из-за того, что меня пропустили, а то и попросту пренебрегли. Почему бы мне не радоваться этому? Я честно попыталась радоваться, но потерпела неудачу. Потом я узнала, что меня хотели купить, шесть раз за меня предлагали цену. Целых шесть раз! Как я была поражена, узнав об этом. Я, землянка, оказалась желанной, причём как гореанская рабыня! Естественно я стремилась найти признаки этого интереса, этой оценки, волнующей и оскорбительной. Я изо всех сил пытался почувствовать себя смущённой. Мужчины хотели купить меня, как рабыню и животное, которыми я была. Как это прискорбно, как ужасно! Но только одна девушка, как я узнала, получила предложений больше, чем я! Естественно, я понятия не имела, кто именно делал предложения и сколько они предлагали, таким образом, в случае если одно из них будет принято, я не могла знать, у чьих ног я могу оказаться с мешком на голове. Впрочем, когда через некоторое время меня забрали из рабского барака, я оказалась не у ног покупателя, а в доме назначений, в котором нам объявляли о направлении на те или иные работы. Поскольку читать я не умела, список мне зачитали. В мои обязанности снова входила стирка, работа на кухнях, доставка воды, уборка в хижинах и выполнение различных сиюминутных поручений. Я каждый день ждала, надеялась, что меня пошлют к краю лагеря, к вешкам, с заданием накопать корней, набрать ягод или собрать хворост. Меня, как других девушек, за выполнением таких работ никто не контролировал. Признаться, я не понимала, почему. Похоже, они всерьёз думают, что мы все должны возвратиться к нашим цепям. Действительно ли все мы настолько послушны, настолько жаждем наших цепей, настолько очарованы нашими ошейниками? Они просто не знали меня. Я другая! Я с Земли! В тот же день, как только мне дадут такое поручение, которого, конечно, ждать осталось недолго, я воспользуюсь случаем. Я убегу. Им меня никогда не поймать! С какой стати, спрашивала я себя, утверждается, что у гореанской рабской девки нет ни единого шанса убежать? Лично мне казалось, что убежать было бы довольно легко, кроме как ночью, когда нас запирают и приковывают на цепь. Но если убежать не только возможно, но и вполне осуществимо, почему столь немногие девушки пытаются это сделать? Только ли потому, что мы сознаём себя рабынями, и уверены в законности этого?

Я смотрела на него как никчёмная рабыня на своего обожаемого господина, и ловила себя на мысли, что больше даже не помышляю о побеге. Все мысли о побеге вылетели из моей головы. Я любила его! Я хотела только одного, быть его! Я хотела любить его и служить ему! Я хотела быть только его беспомощной, любящей рабыней!

Он был здесь!

Он должен хотеть меня. Разве я не была его?

Именно он принёс меня в сюда, к неволе, которой я боялась и которой я страстно желала, к неволе, в которой я должна служить, к неволе, в которой я сознавала бы себя принадлежащей, к неволе, в которой я должна быть простой собственностью своего владельца, к неволе, в которой я нашла бы своё предназначение как женщина, и как рабыня.

Я была у его ног, у ног своего господина!