Контрабандисты Гора - [60]

— Но вопрос ведь не только в вешках, — продолжил Тиртай. — Ты собираешь информацию о том, что происходит в лагере.

— О-о-о? — удивлённо протянул я.

— Конечно, Ты не задаёшь много вопросов, — сказал он, — но Ты слишком внимательно ко всему присматриваешься. Подозреваю, что найдётся немного тех, кто знает этот лагерь так же как ты. Пани обращают внимание на такие нюансы.

— Очевидно не только пани, — хмыкнул я.

— Есть предположение, — сообщил Тиртай, — что Ты составляешь карту лагеря, учебной площадки и восточной дороги, возможно, чтобы передать её другим, чтобы те имели представление об их обороноспособности, о местонахождении складов оружия, продовольствия, маршрутах патрулей и так далее.

— Да я даже не думал о таких вещах, — честно признался я.

— А своими наблюдениями Ты делишься с другими, скажем, когда прогуливаешься вдоль вешек, — добавил он.

— Я всё понял, — заверил его я.

— Итак, — подытожил мой собеседник, — теперь Ты понимаешь беспокойство моего руководителя.

— Только теперь я не понимаю, почему я ещё жив? — проворчал я.

— Лично я думаю, что у тебя есть причина для такого поведении, — заявил он, — Но Ты обеспокоен чем-то другим.

— И что же это может быть? — поинтересовался я.

— Теперь я уже не думаю, — сказал Тиртай, — что твоим главным побуждением были деньги, что Ты отправился с нами на север ради золота, или ради одного только золота.

— О? — заинтересовался я.

— Твои действия заставляют предположить, — пояснил он, — что Ты что-то ищешь, что-то, чего к своему расстройству пока не смог найти.

— Интересная мысль, — заметил я.

— Кто-то прибыл на север, — предположил он, — возможно, чтобы убежать от тебя, возможно должник или враг, или кого-то, у кого есть информация, необходимая тебе.

— Возможно, — не стал разуверять его я.

— Но его может и не быть здесь.

— Возможно, это — она, — предложил я.

— В лагере нет ни одной свободной женщины, — отмахнулся Тиртай.

— Вообще-то есть, несколько, — напомнил я, — женщины пани.

На это моё заявление он только саркастически ухмыльнулся.

— Они носят степенные одежды, — пожал я плечами, вспомнив их одежды, красочные и узкие настолько, что двигаться они могли только короткими, семенящими шажками. — Под ними едва можно рассмотреть их туфли.

— Они были проданы, — объяснил Тиртай. — Обычно с такими как они это происходит ещё в младенчестве. У них имеются сопроводительные бумаги или контракты. Они не сами продают себя. Они служат тому, кому принадлежат их контракты.

— Я понял, — кивнул я.

— И эти контракты могут быть обменены, куплены, проданы и так далее.

— Я понял, — повторил я.

— Ты можешь думать о них, как тебе будет удобно, хоть как о свободных, хотя как о невольницах, — усмехнулся мужчина.

— Я предположил бы, что они несвободны, — решил я.

— И я тоже, — признался он. — Но держатся они так, словно тысячекратно выше наших рабынь, у которых есть клеймо и ошейник и которые выставлены напоказ как беспомощные, смазливые животные, которыми они, впрочем, и являются.

— Кроме того, — добавил я, — они — пани.

— Как я уже сказал, — продолжил Тиртай, — в лагере нет свободных женщин. Свободные женщины — это сплошные неприятности, неудобства, беспокойство. Они жаждут внимания, они болтают, когда им вздумается, они требуют не пойми чего. Они даже стоят в присутствии свободных мужчин. Им нельзя просто указать на землю и увидеть их перед собой, распростёртыми на животе, прижимающими губы и язык к твоим ногам.

— Их просто ещё не подчинили, — развёл я руками.

— Верно, — согласился Тиртай.

— Тогда, возможно, я ищу рабыню, — предположил я.

— Не шути со мной, — поморщился он. — Это глупый розыгрыш. Рабыни стоят дёшево. Они бессмысленны. Они никчёмны. Их можно купить в тысяче мест.

— Верно, — не мог не согласиться с ним я.

— Скорее всего, — сказал Тиртай, — Ты ищешь человека, у которого есть некая информация, важная для тебя или для других.

Я счёл, что будет разумно, загадочно промолчать.

— Я бы не исключал также, — продолжил он, вперив в меня пристальный взгляд, — что Ты — ассасин, разыскивающий свою цель.

— Я не имею никакого отношения к тёмной касте, — заявил я.

— Подозреваю, что для этого, — сказал мужчина, — твоих навыков могло бы быть недостаточно.

— Возможно, ваших вполне могло бы хватить, — намекнул я.

— Возможно, да, — пожал он плечами, — возможно, нет.

— Уже поздно, — заметил я.

Солнце уже спряталось на верхушки деревьев. Те парни, что работали большой двуручной пилой, забрали свой инструмент и ушли. Фактически, на вырубке кроме нас с Тиртаем никого не осталось.

— Ты даже представить себе не можешь, насколько поздно, — сказал Тиртай.

Его ножны висели на левом бедре, следовательно, меч он выхватывал поперёк тела. Он был правшой, это я определил ещё в Брундизиуме. Такой нюанс особенно важен, если тебя беспокоит наличие у противника короткого оружия, вроде кинжала в рукаве, ножа в складках туники или чего-то подобного.

— Отложи топор, — велел мне Тиртай, и я не стал проявлять неповиновения. — Я имел в виду лишь то, что дела зашли гораздо дальше, чем многие в тарновом лагере подозревают.

— Я не понимаю, — сказал я.

— До зимы осталось совсем немного, — продолжил Тиртай. — На Александре скоро начнётся ледостав. Тарновый лагерь вот-вот оставят.