Контрабандисты Гора - [53]

Вообще-то, я уже потеряла счёт времени, к тому же я не понимала календаря своих владельцев. В исчислении моего мира, с того момента как я очнулась в этом странном, свежем, необычном, прекрасном мире, перенесённая сюда как рабыня, прошло что-то около пяти или шести недель.

— Для новой рабыни превосходно, — заключил осматривавший меня.

— Хорошо, — сказал товарищ с доской и стилусом.

Мне отчаянно хотелось попросить, того из мужчин который стоял ближе всех ко мне, того самого, который только что трогал меня, как рабовладелец трогает своих женщин, чтобы он снова дотронулся до меня, но я не осмелилась сделать это. Мне не давали разрешения говорить.

— Её хорошо отобрали, — заметил кто-то из мужчин.

— Как и всех остальных, — прокомментировал другой.

Чуть позже, закончив со мной, они сказали мне, что я могу опуститься на колени, что я с благодарностью и сделала. Каким естественным, казалось мне теперь, стоять на коленях перед свободным мужчиной! Просто теперь эта поза казалась правильной и подобающей для меня. Перед такими мужчинами мне, рабыне, надлежало стоять только так. Скорее я была бы очень смущена, и даже напугана, если бы стояла в их присутствии на ногах. Каким самонадеянным, высокомерным и рискованным было бы это для меня! На моей родной планете иногда, хотя и очень-очень редко, я чувствовала желание встать на колени перед мужчиной, перед тем или иным мужчиной, принять перед ним эту позу уважения и подчинения, подходящую для женщины перед мужчиной, но, конечно, я этого не сделала ни разу. Я сомневалась, что мужчины моего прежнего мира смогли бы понять мой порыв. Возможно, после мгновений удивления, ступора и смущения, они с озабоченностью поспешили бы поднять меня на ноги, вместо того, чтобы повелевать мною и приказывать служить им. Конечно, я хорошо запомнила одного мужчину, с которым я столкнулась в моём прежнем мире, правда этот мужчина никакого отношения к тому миру не имел. Столкнувшись с ним в проходе торгового центра, я была поражена настолько, что едва могла стоять. Перед ним я почувствовала, что должна опуститься на колени и, склонив голову, представить себя его исследованию и власти, отдать всю себя его власти и его мужественности. Но я этого так и не сделала. Вместо этого я повернулась и, охваченная испугом, убежала. Позже я увидела его снова, лёжа голой на спине и связанной по рукам и ногам. Кажется, в конечном итоге, меня нашли представляющей интерес, пусть и всего лишь как рабыню, собственность, имущество, игрушку. В любом случае, в моём прежнем мире нашлось немного мужчин, перед которыми можно было бы испытать желание встать на колени, перед кем мне показалось бы уместным стоять на коленях. Но тогда я ещё не знала, что могли существовать такие мужчины как гореане. Возможно, они были такими мужчинами, какими когда-то, возможно, были и мужчины моего прежнего мира, но почему-то перестали ими быть. В любом случае я знала, что, по крайней мере, моё место, как рабыни, находилось у их ног. Это было моё законное место. Они поняли это, так же как и я сама. Это нахождение рядом с ними, перед ними, развеивало все мои сомнения. Я была там, где мне надлежало быть.

Я посмотрела на него, на свободного мужчину.

— Ты недолго пробыла в ошейнике, — заметил он.

— Так и есть, Господин, — кивнула я.

— Ты — варварка, — констатировал он.

— Да, Господин, — подтвердила я.

— Имени у тебя ещё нет, — сказал он.

— Нет, Господин, — вздохнула я.

Я по-прежнему оставалась неназванным животным. Имя могло быть присвоено решением свободного человека, когда кто-нибудь из них решит, что пришло время.

— Как Ты была известна до сего момента? — осведомился мужчина.

— По номеру моего лота на торгах в Брундизиуме, — ответила я, — я была сто девятнадцатой.

— У рабыни должно быть имя, — покачал он головой.

— Оно у меня будет, как только мои хозяева пожелают, — сказала я.

— Цифры бесчувственны, — заявил он. — У рабыни должно быть женское имя, причём такое, которое ясно даёт понять, что она — рабыня.

— Оно будет таким, какое пожелают мои хозяева, — вздохнула я.

— Была ли Ты рабыней в своём прежнем мире? — поинтересовался он.

Когда Ты — женщина, стоящая на коленях перед мужчиной, иерархия подчинения предельно ясна, даже, я предполагаю, если Ты — свободная женщина. И конечно, это более чем очевидно, когда Ты — рабыня. Насколько я понимаю, свободную женщину, перед тем, как надеть на неё ошейник, тоже вынудят раздеться и опуститься на колени перед мужчиной.

— Нет, — ответила я.

— Нет? — удивился мой собеседник.

— Я не была заклеймена и не носила ошейник, — пояснила я.

— Упущение, — констатировал он.

— Возможно, — сказала я.

— Возможно? — переспросил мужчина, вперив в меня пристальный взгляд.

— Да, Господин, это было упущение, Господин, — поспешила согласиться с ним я.

— Однако здесь этот вопрос исправлен, — усмехнулся он.

— Да, Господин, — признала я.

Конечно, я знала, даже на моей родной планете, несмотря на все её команды и запреты, что, по крайней мере, в глубине моего сердца, я была рабыней. На это вполне однозначно указывали мои невольные, но достаточно часто появляющиеся, неосторожные мысли, фантазии и сны, моя тоска, желания, надежды и потребности, моя неудовлетворённость в том, что я хотела от мужчин, а хотела я их силы и собственничества, которым я так жаждала подчиниться, целиком и полностью. На это указывало моё острое желание направляться господином, принадлежать ему и служить, быть его уязвимым, беспомощным, не задающим вопросов имуществом.