Контрабандисты Гора - [45]

— Да, Господин.

— И Ты будешь стремиться услужить каждому из своих хозяев со всем возможным совершенством, — сказал мужчина, — каждому, и со всем совершенством рабыни.

— Да, Господин, — вздохнула я.

— Ты должна была бы ненавидеть его, — заметил он.

— Господин? — удивилась я.

— Тебя лишили твоей свободы, — пояснил мой собеседник. — Именно по его вине, твоё бедро поцеловало раскалённое железо, отметив тебя, неоспоримо для всех, кто тебя увидит, как простой товар. Именно он сделал так, что твою шею окружила полоса железа, символизирующая неволю. Именно он, пусть и не лично, вывел тебя на сцену торгов, чтобы продать тому, кто предложит за тебя самую высокую цену. Это именно благодаря ему Ты теперь должна становиться на колени перед мужчинами и надеяться, что понравишься им. Именно он привёл тебя к конурам, клеткам и цепям. И как же Ты после всего этого можешь не ненавидеть его!

— Простите меня, Господин, — всхлипнула я, — но во мне нет такого чувства к нему.

— Уверен, Ты негодуешь из-за того беспомощного рабства и деградации, в которые тебя бросили, лишив всякого права выбора.

Я опустила взгляд, уставившись себе под ноги.

— Говори, — потребовал мужчина.

— Я надеюсь, — сказала я, — что я смогу понравиться моим владельцам.

Он отступил на пару шагом, и я выправила тело и немного приподняла голову.

— А Ты — аппетитная, — заключил он.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила я.

— Как тебя назвали? — спросил лесник.

— Меня ещё не назвали, — вздохнула я. — Меня идентифицируют по номеру лота с торгов — сто девятнадцать.

— Рабынь как-то надо называть, — заметил он.

— Это будет сделано, как только мои хозяева пожелают, — сказала я.

Он отвернулся и, подняв руку, крикнул:

— Хо!

Мы все дружно двинулись в сторону стены деревьев, возвышающейся над берегом. Прежде чем войти в лес, я оглянулась и бросила взгляд назад, на холодный пляж и беспокойный мерцающий простор Тассы, раскинувшейся до самого горизонта и уходящей далеко за него.

Когда мы вошли под сень деревьев, я увидела ещё двух мужчин. Они носили туники неопределённого цвета, покрытые пятнами различных оттенков зелёного и коричневого. Пока они неподвижно стояли на месте, я их даже не замечала, вплоть до того момента пока не оказалась почти вплотную к ним. Оба были вооружены большими луками, которые они держали с длинными стрелами наложенными на тетивы, не натянутые, но очевидно, готовые в любой момент это сделать и начать стрелять.

Несколько мгновений спустя, на сей раз издалека и откуда-то справа от нас, снова донёсся могучий рёв, который я уже слышала прежде, тот рёв, от которого, казалось, начинали трепетать листья на деревьях. Это, как утверждал лесник, был рёв ларла. Иногда, за те нескольких последующих дней, пока мы шли по лесу к тарновому лагерю, я слышала его снова. Зверь, очевидно сопровождавший нашу колонну, прятался где-то в лесу.

Глава 10

Я ожидал, что оба корабля причалят к берегу вместе, но всё вышло иначе. Фактически, наше судно в точке рандеву даже не вытаскивали на берег. Рулевой развернул корабль параллельно берегу носом на юг, и тот закачался на волнах прибоя в нескольких ярдах от пляжа.

У меня была некоторая информация относительно груза первого судна, например, я был в курсе, что туда погрузили инструменты, провизию, рабынь и так далее. Однако наш корабль в основном перевозил солдат. Почти всё время перехода, во избежание проблем на палубе, я продержал девушку с Асперича в первом трюме. Это моё решение полностью поддержал Тиртай, которого я принял за старшего среди наёмников, хотя и не среди моряков.

— Это правильно, — кивнул он, — не хочу терять людей.

Он сказал это совершенно невозмутимо, глядя на проплывающий мимо берег, сказал так, как говорят о потере фигур в игре. В Тиртае я ощущал ум и властность, а также рассудительность и безразличие в выборе средств для достижения цели. В некотором роде он был намного менее опасен для своих товарищей, чем какой-нибудь идеалист или фанатик, готовый пожертвовать армиями и континентами, чтобы следовать за лицом в облаках, за идеалами, которых он даже не понимает, за целью, ради достижения которой, приходится предать все мечты, с точки зрения которых, этой цели добивались. Идеалистам и фанатикам останется только проклинать неизбежные плоды своего успеха, когда они найдут в своих руках медь, которую они принимали за золото, неощутимую тень, которую он считали субстанцией, яркую иллюзию, бывшую для них реальностью. Вы думаете, они будут оплакивать крушение народов и государств, фургоны костей и озёра крови? Как бы ни так. Скорее это станет их личным горем, это себя они увидят невинной жертвой предполагаемой лжи и измены, которую, узрели, наконец-то, открыв глаза, для них это будет столь же очевидно, как край утеса, на который они пришли. Но Тиртай не был, ни идеалистом, ни фанатиком. Он хорошо знал, что такое баланс между целями и средствами, между ресурсами и их ограниченностью. Я был уверен, что он будет как пастух оберегать и кормить своих людей, но при этом будет готов и пожертвовать ими, когда такая необходимость возникнет, как мог бы пожертвовать фигурой тёмный игрок, озабоченный не только одной доской и победой на ней, но и большой игрой, иной игрой, той, в которую играют не на досках. Из таких как Тиртай получаются практичные командиры, чей подход к расходу людей и ресурсов будет рациональным, разумным и холодным. Я задавался вопросом, а не был ли Тиртай Ассасином. Ассасинов не ослепляет мечта. Они не обнажают своё оружие бездумно, ради справедливости, в опьянении, в гневе. Они просчитывают варианты, выжидают, и только тогда, когда всё будет готово, рисуют кинжал. Они не убивают за идеалы или мечты. Они убивают за монету.