Контрабандисты Гора - [156]

Наконец, я решилась немного приподнять голову и осмотреться. Донна, два охранника и четыре пленных женщины-пантеры, Дарла, Туза, Эмеральд и Хиза как раз возвращались в лагерь. Пленницы сгибались под тяжестью вязанок хвороста, водружённых на их спины. Мне понравилось наблюдать за тем, как гордые женщины-пантеры трудятся, как могли бы это делать обычные рабыни.

Откуда-то из лесу снова прилетел рёв пантеры.

— Вставай, — позвала меня Тула.

— Мне не давали разрешения подняться, — напомнила я.

— С этим всё в порядке, — успокоила меня Тула. — Нас передали под опеку Донны. Она — наша первая девушка. Нам разрешили искупаться.

Я встала и осмотрелась. Заметив на другой стороне лагеря того, кого я ненавидела, я улыбнулась и, вскинув голову и отвернулась. Я была уверена, что он меня видел, хотя и не показывал вида. «Был ли он безразличен мне? — спрашивала я себя. — Вряд ли. Могла ли я быть безразлична ему? Не верю. Могла ли я ошибаться? Сомневаюсь. Думаю, он хочет меня, но не может получить».

Я была рада, и с этим последовала за Тулой к берегу Александры, где нас уже ждала Мила.

Глава 42

На следующее утро, после захвата женщин-пантер, появления в их лагере слина, моего ужасного опыта с этим зверем и его отзыва его хозяином, я проснулась рано. И конечно, первым о ком я подумала, едва вынырнув из сна, был товарищ хозяина слина, которым к моему удивлению и испугу, к моему унижению и оскорблению, к моему страху и ярости, к моей ненависти и облегчению, к моему страданию и радости оказался тот, кого я хорошо знала, и который, как я теперь выяснила, хорошо знал меня. Насколько раздражена я был тем, что он нашёл меня, и как я жаждала увидеть его снова, и как я боялась, что никогда не смогу увидеть его снова!

Как рада я была своей собственной поимке.

Конечно, я не хотела видеть его снова, потому что я его презирала и ненавидела, этого безжалостного, бессердечного, безразличного, бескомпромиссного монстра и рабовладельца!

Как ужасно было бы принадлежать такому мужчине, быть его собственностью, с которой он мог сделать всё, чего бы ему ни захотелось!

Почему он не купил меня? Ведь моя цена не была высока, неужели я оказалась ему не по средствам?

А может он не хотел меня?

Я ненавидела его. Я хотела быть у его ног, голой, в одном ошейнике, чтобы у меня была возможность в любой момент, опустив голову, прижать свои губы к его сандалиям и надеяться, что он сочтёт меня приемлемой и даже пригодной.

Действительно ли я была для него всего лишь одной из множества рабынь, просто ещё одним куском бессмысленного, достойного только ошейника рабского мяса, который следовало просто безразлично доставить в загон или на невольничий рынок?

Как я его ненавидела! Как я хотела носить его ошейник!

Вдруг я испугалась. Что, если у него была компаньонка? Не мог ли он меня купить для своей компаньонки? Не ощутит ли она, что я была его рабыней? Как жестоко она относилась бы ко мне! Не мог ли он держать меня где-нибудь в стороне, в арендованной комнате, чтобы пользоваться когда ему будет удобно?

Да и хотел ли он меня вообще? Может, я и правда была настолько низкосортным, заурядным товаром?

Мне была ненавистна сама мысль о его прикосновении. Я приложила бы все силы, чтобы сопротивляться ему!

Как бы я кричала, пресмыкалась и выпрашивала малейшего его прикосновения! Я жаждала оказаться у его ног, на том месте, которому я принадлежала, на месте достойном рабыни.

Они с Акселем из Аргентума, казалось, пользовались в лагере относительной свободой. Они достаточно свободно перемещались в его пределах, как им хотелось. Но я отметила, что оружия они не имели. Кроме того, насколько я знала, они провели эту ночь на цепи. Кстати, меня, Тулу и Милу на эту ночь просто связали за лодыжки в караван одной длинной верёвкой, концы которой, привязали к деревьям так, что ни Тула, ни я, пожелай мы того, не могли дотянуться до узлов. Мила, вообще была между нами. Я предположила, что мы могли бы попытаться перегрызть верёвку, в которую, насколько я смогла отределить, не была вплетёна проволока, но это не выглядело практичным. Два охранника были предупреждены и время от времени обходили лагерь. Что, если утром верёвку найдут влажной или частично перегрызенной? Кроме того, в лесу ночью будет особенно опасно. Дважды я слышала рёв лесной пантеры, к счастью доносившийся издалека. Но также где-то около второго ана, в кустах около периферии лагеря раздался какое-то хрипение и треск ломаемых веток. Возможно, это был всего лишь тарск. Мне трудно было сказать наверняка. Всю ночь мужчины поддерживали костры.

Можно было бы упомянуть, что для пленниц эта ночь была куда менее приятной, чем для нас. В дополнение к кандалам на их лодыжках и к караванной верёвке на шеях, привязанной к деревьям, им ещё и связали руки за спинами.

Вечером, перед сном Тула приготовила ужин. Я пришла к выводу, что свободные женщины, по крайней мере, представительницы высших каст, в плане ведении домашнего хозяйства обычно бесполезны. Так что, далеко не случайно, что рабыням, во время их обучения, часто преподают основы кулинарии, их учат торговаться на рынке, шить, ухаживать за кожей и серебром, чистить и мыть, стирать и гладить, и многим другим вещам. Что интересно, рабыни часто получают удовольствие, занимаясь такими тривиальными, домашними работами. Они понимают, что такие задачи не унижают их, но соответствуют им, поскольку они — рабыни. Кроме того, как рабыни они с удовольствием занимаются работами по дому и хотят, чтобы их владельцы были ими довольны. К тому же большинству из них нравится жить в ухоженном доме. Ну и не надо забывать о плети, всегда свисающей со своего крюка. За ужином Тула, Мила и я прислуживали мужчинам. Тула казалась особенно внимательной к Ясону, а всё внимание Милы было направлено на Генака. Тула как-то раз попыталась приблизиться к Генсериху, но быстро ретировалась под хмурым взглядом Донны, недвусмысленно давшей ей понять, что это место занято. Я же следила за тем, чтобы не обслуживать, и даже не приближаться, ни к хозяину слина, ни к его товарищу. Я надеялась, что это будет очевидно, в частности для одного из них. Занимаясь своим делом, я старалась красиво ходить, опускаться на колени и подавать еду с подходящим для рабыни уважением, и я думаю, у меня получалось неплохо. Когда ко мне обращались, я отвечала, как мне подобало, мягко, с уважением, покорно и чётко, поскольку от рабыни ожидается хорошая дикция. Фактически, как рабыни, мы не посмели бы вести себя как-то иначе.