Контрабандисты Гора - [121]

— Верно, — поддержал меня мой спутник, — или другие.

— Давай посмотрим, — предложил я.

— Именно этим мы и занимаемся, — усмехнулся Аксель и, встряхнув цепной поводок, шедший от его руки к ошейнику Тиомена, скомандовал: — Вперёд, парень.

Глава 33

Я лежала у края лагеря вместе с Тулой и Милой. Мы все были связаны по рукам и ногам.

Когда, ближе к вечеру, наши хозяйки определились с местом для разбивки лагеря, они освободили нас от кляпов, но приказали соблюдать молчание, так сказать, заткнув нам рты желанием госпожи, так что мы не имели права произнести хотя бы звук. Не похоже, чтобы они боялись, что нас могли услышать и таким способом обнаружить их присутствие. Скорее теперь это было удобством для хозяек, которые не хотели, чтобы рабыни досаждали им своей болтовнёй. Захотели бы пастухи или погонщики слушать беседу кайил? Рабыни, конечно, за исключением критических, чрезвычайных ситуаций, не могут говорить без разрешения. Безусловно, при этом у большинства невольниц есть постоянное разрешение говорить, особенно когда они наедине со своими владельцами, однако им всегда ясно, что это постоянное разрешение — именно разрешение, которое в любой момент может быть отменено стоит только хозяину этого пожелать. Конечно, рабыни, как и любые другие женщины, любят поговорить и страдают, если им это запрещено. Им отказывают в одном из самых прекрасных и драгоценных из их удовольствий и подарков. Это мучительно для женщины, не иметь права говорить. Кстати, большинство рабовладельцев любит слушать своих рабынь, интересуются их малейшими мыслями и часто проявляют внимание к их мнению. Но, когда всё, что могло быть сказано, сказано, рабыню могут просто связать и бросить на меха.

Естественно я попробовала на прочность узлы на запястьях и лодыжках, но нашла их, как и ожидала, гореански эффективными. Бороться с ними, было бы бесполезной тратой времени и сил. С одной стороны рабыня беспомощна и беззащитна, поскольку она не может даже подумать о том, чтобы прикоснуться к оружию. В некоторых городах это является преступлением, караемым смертной казнью. Но с другой стороны, конечно, она вовсе не так беззащитна, как может показаться на первый взгляд, ибо её оружием является её пол, её желанность и красота, а ещё её остроумие и язык, что, следует отметить, также далеко не незначительно. Сколь часто её речь совместно с её покорным положением, со слезинкой на щеке, с протянутой рукой, дрожащей губой, способна умиротворить, погасить гнев, позволить избежать стрекала или плети! А теперь предположите, что ей отказано в праве говорить. Как она сможет объясниться, указать на детали, которые, возможно, были пропущены, привлечь внимание к стечению обстоятельств, объяснить, что она была неправильно понята, дать ясно понять, что она в действительности имела в виду или попыталась сделать, как она сможет подлизываться, просить, умасливать, умолять о снисходительности или милосердии?

Дело шло к вечеру, и мы были благодарны, что наши хозяйки решили устроить привал. Как нелепо, думала я, что мне удалось убежать корабельного лагеря вот таким странным способом. Мы надеялись, что нам разрешат хотя бы немного отдохнуть, по крайней мере, я точно, но нас, связанных верёвкой за шеи, тут же приставили к работам по обеспечению удобства наших хозяек, и мы редко выпадали из вида той или иной их них. Само собой, мы не осмеливались заговорить друг с дружкой. Разве вьючные животные говорят?

Именно нам пришлось готовить место для лагеря, то есть очищать опушку от коряг, камней, листьев и палок, чтобы женщины-пантеры могли отдохнуть на ровной, гладкой земле. Я не думала, что мужчины были бы столь привередливыми. Нас также привлекли к подготовке спальных мест, к сбору травы и мягких ветвей, на которых нашим хозяйкам было бы удобно расстелить свои одеяла. Потом, получив по куску ткани, чтобы использовать их в качестве мешков, нас, под наблюдением коротко стриженой Хизы, послали в лес, собирать ягоды гима. Разумеется, мы не смели съесть хоть одну. Нам оставалось только тешить себя надеждой, что нам разрешат полакомиться немногими позднее. У меня не возникало даже мысли о попытке убежать. Мы были связаны одной верёвкой, а Хиза держала в руках своё маленькое копье или дротик. Кроме того, теперь я со страданием понимала насколько был опасен, огромен и пустынен лес, и в нём, при всей его обширности, такой как я, действительно, было некуда бежать. «Ну и хорошо», — подумала я, окончательно убеждённая в своём статусе, статусе беспомощной рабыни. К тому же, здесь мои шансы на выживание были намного выше, чем если бы я пыталась пересечь лес в одиночку. Здесь с нами были вооруженные, опытные, опасные и сильные женщины, практически лесные существа, которые могли найти чужие следы и умели двигаться с такой хитростью, что почти не оставляли своих собственных на травяном покрове, которые умели читать солнце, луны, деревья, берега Александры, сезонные полёты птиц. После того, как мы высыпали наши ягоды на циновку, Тулу отвязали от каравана, но связали ей лодыжки несколькими хортами верёвки на манер кандалов. Она могла ходить, но делать это приходилось крайне аккуратно, и уж ни в коем случае, не пытаться бежать. Потом ей выдали палку и велели капать яму, в которой планировалось развести костёр.