Коммунизм своими руками - [68]

Забота о детях показана как один из приоритетов коммуны и в более ранних описаниях, относящихся к 1924 году, где упоминается, кроме недостатка игрушек, еще и острая нужда в одежде и обуви, отсутствие кроватей и т. п. Следует признать, однако, что производственной деятельности во всех брошюрах отводится куда большее место, чем быту. И юные коммунары в изображении авторов брошюр с раннего возраста проявляют сознательность и интересуются производственной деятельностью взрослых — например, писателю, приехавшему в гости и посетившему урок рисования, объясняют смысл рисунка, где изображена большая толстая свинья и на ее фоне маленькая и тощая: немецкие племенные свиньи улучшают советскую породу.²⁷¹

Начальное образование охватывает всех детей начиная с семилетнего возраста. У большинства коммун (в нашей выборке у 13 из 16) есть свои начальная школа, а самые передовые — тамбовская им. Ленина и «Красный Октябрь» — обеспечивают детям и среднее образование; в школах зачастую преподают специалисты-учителя, нанятые коммуной. В программу кроме общеобразовательных предметов уже на ранних этапах входят политграмота и технические знания. А в подростковом возрасте ioni,ie коммунары начинают играть во взрослое самоуправление, заседают и избирают различные органы. В датированном 1929 годом описании образцовой коммуны им. Ленина (на Тамбовщине), устроенной реэмигрантами из Америки, автор с умилением погружает читателя в атмосферу детского собрания: «Председательствует юный итальянец Фла-вио, в президиуме Ирина и Андрюша. “Ребята, что мы будем сегодня обсуждать?” — раздается голосок 11-летнего председателя».'¹⁰ В повестке вопросы о работе дежурных по столовой, перевыборы класскома и санитарной комиссии. Жаркие споры продолжаются два часа. Старший товарищ — «школьная работница коммунарка» — никак не стесняет детей: они держатся при ней вполне непринужденно. Однако «строго прислушиваются к каждому ее замечанию».²⁷²

Привитие привычки к коллективным процедурам вроде собраний, голосований, выборов и самоуправления — важнейшая часть собственно коммунарского воспитания. Это, заметим, как раз то, чего в принципе не может дать семья. Возможно, что коммунизм, зародышами которого виделись коммуны, прочно ассоциировался с подобными ритуализован-ными формами самоуправления. Ведь коммуной и в то время (1929 год), и позднее называлось даже и такое своеобразное преломление идей ком-муиитаризма, как устроенные на новых принципах колонии для малолетних преступников и беспризорных, знакомые советскому человеку по произведениям А.С. Макаренко. Подобных коммун было несколько. Скажем, в Орле в 1928 году, в помещении бывшей пересыльной тюрьмы, ГПУ и Наркомат труда совместными усилиями устроили колонию для 1300 воспитанников, вся работа которой основывалась па пробуждении коллективизма и приучении к труду фабричного типа. Как это формулирует управляющий коммуной А. Филиппов, задача нового заведения — «через принцип “круговой поруки”, общих собраний привить чувство ответственности каждому члену коллектива за выполнение тех правил, какие они сами же устанавливают»/¹- то есть фактически передать функции решеток, дубинок и запертых дверей коллективу, который сам воспитывает своих членов. Даже охрана назначается из воспитанников. Со временем становится возможным даже отказаться от карцера.⁴-* Выглядят подобные описания довольно зловеще, потому что и круговая порука, и передача контроля за порядком самим контролируемым — все это выглядит слишком похоже на зародыш модели, основанной на высокой роли блатного «актива» (в советских лагерях и тюрьмах в более поздние времена). С другой стороны, на опыт Макаренко опирались и позднейшие попытки реализовать в подростковом коллективе подлинное самоуправление и коммупитарные принципы, радикально отвергающие иерархию, подобно тому, как это будет в так называемом «коммунарском движении» в 1960—1970-е годы. Приводимые в публикациях описания не позволяют определить, чего здесь больше — зерен концлагеря или зерен коммунарства.

В отношении беспризорных детей и малолетних преступников в заведениях, подобных орловской коммуне-фабрике, применялась в одной из своих специфически заостренных форм идея школы-коммуны, в 1918 году сформулированная крупным советским реформатором школьного дела Пантелеймоном Лепешинским.⁴⁴ Замысел Лепешинского состоял в радикальной перестройке школьного образования, в результате которой, будь она реализована в масштабах школьной системы всей страны, традиционная школа оказалась бы вытеснена чем-то вроде детского дома, основанного на самоуправлении воспитанников и на включении их в трудовую деятельность. Несколько проектов такого рода были воплощены в жизнь, например Опытно-показательная школа-коммуна Наркомпроса в Москве, которая позже носила имя Лепешинского, или школа-коммуна в селе Знаменка в Вятской губернии.^{273 Заметим, что изначально, в 1918— 1919 годах, революционными педагогами владела идея «культурного похода в медвежьи углы», перестройки образования, начиная с сельских школ. Впрочем, едва ли можно всерьез предполагать, что смелые педагогические эксперименты могли существенно повлиять на практику обучения детей в школах хотя бы даже и образцовых сельскохозяйственных коммун. Однако самоуправление как увлекательная коммунарская игра там, вполне возможно, присутствовало,'}