Коммунист - [10]
Но у Забеля ответ принял и выкатил следующий вопрос.
— Почему рабочие европейских стран так медлят с революцией?
Хороший вопрос. Может быть, потому, что они уже пробовали революцию и им не понравилось?
Что такое революция для европейца? Гильотина на площади, баррикады в переулках. И мокрая от крови мостовая. И мертвые дети, лежащие на улицах. Может быть, их пугают эта картины? Почему же нас они не пугают? Почему мы вдруг стали такими нечувствительными к горю и смерти?
— Рабочие европейских стран привыкли к рабскому подчинению, им нужен пример и помощь интернационального пролетариата.
— Это мы можем, — со знанием дела кивнул Забеля.
Уж конечно. Научить кого-то тому, что мы сами не умеем — это мы завсегда пожалуйста.
— Чем продналог лучше продразверстки?
— Продналог в отличие от продразверстки позволяет крестьянам планировать хозяйственную деятельность на год, — объяснил Сеня. А это знание откуда выскочило? Из каких глубин памяти? Тоже слышал где-то в разговоре? Прочел в газете?
— А вот еще вопрос…
— Вот что Забеля. Ты мне вопросы задавал, а теперь я тебя буду спрашивать. Скажи-ка ты мне, Забеля, как ты понимаешь нашу с тобой задачу в городе Окуневе.
Задачу свою и Борисова Забеля понимал четко.
— Обеспечить бесперебойную поставку продовольствия в Москву.
— А то, что продналог введен весной, то есть тогда, когда у крестьян нет урожая, а только семенное зерно — это как?
Забеля ничуть не смутился. Понятное дело, испытывает его товарищ уполномоченный.
— А это, знаете, наверху виднее. Небось, припрятали мужички сколько-то зерна. Хватит и на налог, и на посевную.
— Хватит, — согласился товарищ Борисов, — конечно, хватит, не может не хватить.
У крестьян закрома безразмерные.
— А ты, Забеля, сам-то откуда?
— Архангельские мы, — заулыбался Забеля, — вожегодская губерния. Деревня…
Да на кой ляд мне твоя деревня? Сеня смотрел на обветренное лицо Забели. Если снять с него эту шинельку, да надеть крестьянский зипун, да дать в руку косу — и будет тот самый мужичок, о бессознательности которого он сейчас так безапелляционно рассуждает.
3
Утомленный идейными разговорами, на одной из остановок Сеня сошел с поезда. Протолкался между спекулянтами и провожающими, пошел гулять по городу. Городок небольшой, провинциальный.
— Не отстать бы нам, товарищ Борисов!
— Не отстанем!
Забеля брел за Сеней, крутил головой — то на девушку засмотрится, то на резные наличники. И потерял Сеню из виду.
А Сеня оглянулся и огородами побежал к реке. Прошел по набережной, потом переулками и… вышел обратно к поезду и столкнулся лицом к лицу с Забелей.
— Воздухом дышал, — буркнул в ответ на вопрос Забели, купил в привокзальном киоске местную газету «Красный Север» и вернулся в купе.
4
Читая газету, Сеня видел все шулерские уловки новой власти. Все ее нехитрые хитрости, на которые могли купиться только очень недалекие, темные и забитые люди. Но он видел и другое — мощь и энергию, которая как будто прорывала насквозь желтоватый газетный лист. Никак нельзя было не поддаться этой энергии. Нельзя было не впустить ее в свое сердце.
Именно тогда, в том самом купе, под стук колес и шорох газеты, началось превращение московского вора Сени Жука в сильного, умного и уверенного в своей миссии коммуниста Борисова.
5
— Товарищ Борисов, расскажите о себе.
— Лучше ты, Забеля, расскажи про себя.
— А что про меня рассказывать? История моя обыкновенная.
История у него была и впрямь самая что ни на есть обыкновенная. Родился в деревне Наволок на юге Архангельской губернии. Про это Борисов уже знал. Отец его воевал в Германскую, дошел до Рейна. Привез с войны трофейную швейную машинку «Зингер». Обшивал все окрестные деревни. Жил не то чтобы богато, а все-таки был зажиточен. Поэтому, когда пришла пора жечь барские поместья, за неимением оных пришла деревенская беднота к Забеле-старшему. Пришли мужички, а сами смущаются, мнутся у дверей. Однако вывели его за баню, поставили в крапиву, собрались вроде как кончать его. Но он дядька головастый и языкастый, как-то отбрехался, отпустили его с миром. Единственное, предупредили — сей же час уходи из деревни и не возвращайся. Ну, делать нечего, ушел Леонид Забеля в сторону Архангельска, имея в планах податься в работники, а как все успокоится — вернуться домой.
Сунулись мужички в дом, на предмет чего пограбить, а их на крыльце встретили младшие Забеляки — Алексей да Дмитрий. В руках берданки. В глазах — отчаянная решимость.
— У, кулачье отродье, — послышалось из толпы.
Берданка в руках у Дмитрия грохнула. Из толпы застонали. Есть первый раненый. Начало положено.
— Ты что, Дмитрий, ошалел, по живым людям стрелять? — изумились в толпе.
— Где тут люди? — загремел Дмитрий, — не вижу людей. Вы — скоты, а не люди. Вам волю дай, на четвереньки встанете и замычите.
— Да что с ними валандаться, кончать их! — предложил кто-то, — и отца зря отпустили, догнать надо.
Дмитрий не торопясь, перезарядил берданку и сказал:
— Кто первый шаг сделает, того и положу. А потом свиньям скормлю.
Помялись мужички и разошлись.
Вечером братья держали совет. Младший, Алексей, предложил уходить. Дмитрий же считал, что они в меру пуганули бедноту и больше к ним никто не сунется. Дмитрию было под тридцать и он считал существующий порядок вещей незыблемым. Ему казалось, что бунт бедноты — это что-то случайное, дуновение ветерка в ясный день. И дальше снова будет припекать солнце. А Алексей, хотя и был почти в два раза младше, а может быть, именно в силу своей молодости, был более чутким и видел, что ветерок этот предвещает немалую бурю. И не испытывал никакого желания под эту бурю встать. А еще у него мелькала мысль, пока не до конца им понятая — оседлать эту бурю и прокатиться на ней. Авось занесет куда-нибудь поинтереснее, чем деревня Наволок Вожегодского уезда.
Саспенс молчановского «Убийцы» держится на стремлении убежать от смерти, хотя все, казалось бы, предназначено для того, чтобы попасть смерти в лапы (Кристина Матвиенко, «Независимая газета»).Пьеса Александра Молчанова, надо сказать, каверзная: с одной стороны, слепок провинциальных будней, с другой – почти сказка (Андрей Пронин, «Фонтанка. ру»).«Убийца» в МТЮЗе производит сильное и целостное впечатление (Илья Абель, «Эхо Москвы»).
В сборник вошли пьесы, написанные в 2005—2019 годах. Практически все пьесы, представленные в сборнике, были поставлены на сцене в России и за рубежом.
В книге публикуются произведения, участвовавшие в первом фестивале «Новая пьеса для детей», который состоялся 5–7 января 2015 года на Новой сцене Александринского театра. Были представлены образцы современной пьесы для детской и подростковой аудитории не только молодых авторов, но и добившихся признания опытных драматургов: Максима Курочкина, Павла Пряжко. Наглядным образом участники фестиваля доказали, что театр для детей и подростков может стать интересным не только для юных зрителей, но и для взрослых.
Страшные девяностые закончились, но поделены еще не все деньги и сферы влияния. В городе идет жестокая борьба за власть, в которую оказывается вовлечен молодой писатель. Победит ли тот, кто сумеет заставить его сказать правильные слова? Что важнее для него самого – принять сторону сильного и потерять себя либо пойти против всех, выбрав собственный путь? Писателю придется решать, что для него важнее – новая книга или новая жизнь.
Занимательность, живость письма и остроумие не совсем те свойства, которых мы по умолчанию ждём от книги, озаглавленной «Букварь». Была бы доходчивой и полезной, и на том спасибо. Однако «Букварь сценариста» Александра Молчанова — редкое исключение из этого правила: внятный, удобный и по-хорошему утилитарный, он в то же время послужит изумительно приятным, остроумным и увлекательным чтением, в том числе для тех, кто даже в самых честолюбивых мечтах не видит себя в роли сценариста, пружинисто шагающего по красной ковровой дорожке навстречу заслуженной награде.Книга Александра Молчанова — удобный самоучитель по сочинению сценариев для тех, кому это нужно, и увлекательная анатомия кино для всех остальных.
5 февраля 1971-го года. Москва. Ваганьковское кладбище. Возле одной из могил собираются люди в строгих серых костюмах. Они ставят рядом с оградой шесть фотографий в рамках, раскладывают перед ними цветы, зажигают свечи.– Васильев, Стариков, Смирнов, Ласковой, Власов, Зябликов….Напротив кладбища останавливается машина. Опускается боковое стекло. Кто-то фотографирует людей на кладбище. Один из них оглянулся и заметил машину.– Они здесь, быстро, уходим!
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.