Колебания - [51]

— Добрый день! Сообщаем вам, что по закону вы имеете право на бесплатную юридическую консультацию…

В досаде девочка бросила трубку.

Через секунду, однако, телефон зазвонил снова.

Яна вглядывалась в лицо девочки, в своё лицо год назад, — и ей хотелось тряхнуть её за плечи, закричать, заставить ответить, — но девочка продолжала сидеть, будто скованная теперь невидимой цепью, и лишь морщилась от громкого звона.

Телефон смолк, потеряв терпение. Яна стояла на пороге комнаты, всматриваясь в мрачную тень. Вновь пронзительно зазвонил телефон, и вновь невыносимая тень сидела тихо, без единого движения. Тогда Яна не выдержала: она сорвалась с порога комнаты, разбила стеклянную стену, пронеслась сквозь пространство и время и возникла прямо перед девочкой, смотревшей сквозь неё, ничего не замечавшей. Телефон продолжал звонить. Яна дотронулась до лба девочки, так, что одна прядка волос легла на него, провела пальцами по щеке, коснулась плеча; зашумели деревья за окнами; Яна почувствовала в ту же секунду щекотное прикосновение прохладного ветра к своей щеке; девочка вдруг встала, уставшая слушать однообразный звон, поправила упавшие на лоб волосы, подошла к телефону и нажала ответить.

Тогда вновь всё вдруг на картине стало стремительно меняться. Исчезала на глазах серая комната, таяла в воздухе девочка с телефоном в руке и большими горящими глазами; вновь появилась, сначала едва заметная, затем всё более ясная, намокшая дорожка между деревьями, вновь налетел ветер и вырвал у женщины зонтик. Тогда Яна, улыбнувшись, шепнула картине, что уже видела её, и, закружив и смешав их все, притянула в середину следующую.

Возник шумный московский центр, поспешно прятавшийся от дождя под сотню зонтиков. Возникла небольшая людная улочка, мельком показался и как будто тут же исчез — может его и не было вовсе — пустой осенний парк через дорогу. Эта картина всегда казалась Яне удивительно простой и схематичной, будто бы её рисовал ребенок. Картина была совершенно лишена деталей, изображая лишь минималистичными прямыми линиями улицу, кружки зонтиков и невысокий прямоугольник здания впереди. Яна тайком проследовала на расстоянии в несколько шагов за девушкой, быстро идущей к этому зданию.

Девушка остановилась на секунду у самого входа, затем поднялась по ступеням и, толкнув тяжелую дверь, которую Яна, задержавшись на пороге, успела придержать за ней, оказалась внутри редакции издательства «НВЛ». Улыбаясь, Яна застыла в дверях, наблюдая, как к девушке подбежал молодой человек в очках и стал говорить что-то, — Яна не могла расслышать его слов. Не решаясь шагнуть к ним, она стояла и смотрела, как девушка что-то отвечала молодому человеку, смущаясь и не переставая поправлять волосы, а затем они повернулись к Яне спиной и стали удаляться, постепенно уменьшаясь и тая в тени лестницы, ведущей на второй этаж.

Яна так и не решилась пойти за ними. Она, улыбаясь, постояла ещё на пороге, сдерживаясь, чтобы не махнуть им вслед рукой, а затем закрыла глаза, отпустила дверь и вновь почувствовала, как всё неудержимо тает и расплывается, и, когда налетевший ветер рассеял последнюю дымку видения, Яна открыла глаза и увидела перед собой только заснеженную улицу и фары машин за стеклянной стеной кафе.

Она задержалась там ещё на некоторое время. Подумала вдруг об Университете и мысленно поблагодарила его; подумала о своей интуиции и о том, как чудесно убеждаться в верности принятого однажды решения следовать только ей; ещё раз улыбнулась всем разлетающимся картинкам-воспоминаниям и объединила их единственным словом из полученного прошлым днём сообщения — «готово». Взглянув ещё раз за стену кафе и убедившись, что изображение за ней, не начиная дрожать и покрываться рябью, остаётся неизменным, Яна встала, накинула пальто и пошла к выходу.

Глава 6

Разминувшись с Яной во времени почти на два месяца, вечером пятого октября в кафе, зазвенев колокольчиками, вошли Женя и Максим.

Оно встретило их уютным сумраком, желтоватым мягким освещением, свечками, горевшими на столах и многократно отражавшимися в стеклянных стенах. Вечер был промозглым, ветреным и холодным, темные облака неслись по небу, приближая ночь и сгущая тени, и казалось, что уже наступил ноябрь.

Расположившись в том же уголке, где сидела по прошествии двух месяцев Яна, они, ещё дожидаясь официанта, уже завели неторопливый, дружеский разговор. Максим поначалу успевал одновременно внимательно слушать Женю и думать о том, как удивительно точно сумел он днём представить себе её — освещённую мягким желтоватым светом, слегка наклонившую голову. На шее у Жени мерцал небольшой кулон из обыкновенного стекла, в гранях которого преломлялся свет, и в этом Максиму казалось что-то таинственное и имеющее особое значение; кулон гипнотизировал его взгляд, так что порой он терял нить разговора. Что-то чудилось ему там и никак не хотело облечься в слова, став ясной мыслью; Максиму вроде представлялось, что в этом кусочке сверкающего стекла каким-то непостижимым образом соединилось и собралось всё то, что он когда-либо чувствовал в женщинах, — скрытое, необъяснимое, оно переливалось холодным торжественным сиянием. Совсем замечтавшись, Максим подумал — именно таким он всегда и видел то, что называют иногда женской тайной — маленьким сверкающим камешком, осколком стекла, сияющим из полутьмы. Это пугало и завораживало его, казалось чудесным и хрупким, ускользающим, но вечно манящим за собой сквозь сумерки огоньком, и Максим хотел, но не решался последовать за ним, не зная, что станет делать, если однажды догонит этот огонек. Так и теперь — таинственный светлячок, казалось, был совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, — но одновременно Максим чувствовал, будто свет долетает к нему из далёкой космической глубины, совершая путешествие в миллионы лет. Он задумался настолько, что хотел уже было протянуть руку, чтобы проверить свои догадки… Но в этот момент послышался Женин смех —