Колебания - [25]

Ей только очень хотелось жить — находиться среди людей, узнавать новое, чувствовать в полной мере и грусть, и радость, и любовь, и боль. За чтением книги или просмотром фильма в спокойствии и тишине пустой квартиры она могла провести день или два, но затем тоска постепенно начинала пробираться ей в душу. Жизнь была лишь в делах, событиях и вопросах, ожидающих решения. И Лиза любила всю эту мелкую суету, несмотря на свойственную ей, как и всякому человеку, некоторую лень, любила вплоть до посещения госучреждений, всевозможных регистратур, кабинетов, окошек, киосков, стоек и будок, вплоть до получения, оформления, заполнения бумажек, вплоть до подачи определенных бумажек в специальное окошко с тем, чтобы получить другую бумажку; Лиза была полна жизни, не склонная ни к апатии, ни к бессилию, ни к перманентной печали. Она обладала поистине фантастическим умением жить настоящим, из чего бы оно ни состояло, и замечать всё хорошее, что в нём есть.

Однако замечала она также и всё плохое, и никогда не умела закрывать на это глаза, только лишь беззаботно и безраздельно радуясь тому, что солнышко светит. Несмотря на всю свою чуткость и чувство поэзии, Лиза не раз слышала о себе, что она практичный, рациональный человек, ищет выгоды и даже, что она расчетливая и меркантильная. С последним утверждением Лиза согласиться никак не могла, но в глубине души даже как будто чувствовала, что это ей льстит. Она ясно видела, какой будет её жизнь спустя десять лет, и была уверена странной уверенностью: у нее-то уж непременно всё устроится наилучшим образом. Путь, который приведет её к этой жизни, от внутреннего взора Лизы, однако, скрывался, но уверенность не исчезала никогда.

В планировании каждого нового дня так, чтобы он приносил минимум страданий и максимум всего, что хорошо и приятно, Лиза преуспевала значительно больше.

Потому она вдруг и обнаружила себя за генеральной уборкой квартиры, на которую, вероятно, и целая бригада уборщиц решилась бы в страхе и только за крупную сумму. Потому она вдруг набирала уже чьи-то длинные номера, обсуждая затем стоимость, длительность, занятость. Потому посещала Новые книжные, собирая с полок всевозможные сборники заданий ЕГЭ, будто они плохо стояли. Потому вдруг стала выслушивать Яна удивительные своей неожиданностью рассказы о начавшейся в маленькой квартирке в доме в районе Ховрино тяжелейшей войне.

Сказание о том, как Алексей с диваном воевал, было действительно захватывающим, хотя и весьма банальным. Алексей проявлял упорство и мужество не дюжее, но был на самом деле с диваном по одну сторону баррикад, так что и назвать сказание следовало бы иначе. Воевала лишь Лиза — воевала с диваном, с Алексеем, со всей маленькой квартиркой, с той самой кухней, на которой ещё летом так беззаботно открывала зажигалкой пиво, воевала со всем одиноким домом, стоявшим на окраине района, и со всем районом, казавшимся ей уже самым ужасным местом на Земле, и с двором, протянувшимся внизу и принадлежавшим Гусю и Шаману. Воевала и с ними, мгновенно пришедшими дивану и Алексею на помощь. Воевала с местным укладом жизни, и в одиночку хотела устроить революцию, и стойко выдерживала сопротивление старого мира.

Это-то и удивило её слегка, когда началось. Удивило, что вся деятельность, направленная на то, чтобы, как и бывало не раз в её жизни, помочь нуждающемуся и одновременно улучшить собственную реальность, вся деятельность, вылившаяся в войну, неожиданно оказалась так ей важна.

Война, быстро ставшая невыносимой и омерзительной, поскольку отнимала все Лизины силы, но приносила сплошные поражения, оказалась так ей важна. Победа в ней оказалась необходима.

Жизнь и деятельность Алексея, то есть другого человека, стали беспокоить Лизу будто бы её собственные — прежде никогда ещё не случалось подобного. Прежде все её самые искренние и благородные стремления помочь кому-либо затухали там, где начинались собственные неудобства. Теперь же собственные неудобства казались фоном.

Вот, что обнаружилось за внезапно оборвавшимся весельем.

Алексей как боец обладал хитростью, которой позавидовали бы многие; то и дело ему удавалось провести Лизу и оставить её с носом — в полной уверенности, что она, наконец, выиграла хотя бы одно сражение. В бою он использовал сперва обещания, а затем, когда они утратили свою силу, ничуть не растерявшись, стал применять тактику Полного Понимания и Некоторого Ожидания. Тактика заключалась в следующем: если Лиза наступала на него с вопросами, аргументами, требованиями и просьбами, он отвечал, что прекрасно всё понимает, поскольку уже и сам не раз задумывался о том же, и что, кроме того, он всё уже сделал и теперь следует ждать. Ждать следовало некоторое время: три дня, неделю или месяц. Когда этот срок истекал, сражение повторялось, и вскоре тактика была Алексеем усовершенствована: помимо слов он использовал теперь и вещественные доказательства, как то снимки экрана, сообщения отправленные и полученные, журнал звонков.

Так проходило лето.

Чувствуя, что постепенно одерживает победу над хаосом и веселым забвением Ховринской квартирки, Лиза ожидала новую осень и новый учебный год в приподнятом расположении духа. Алексей ожидал того же с усиливающимся волнением: период Некоторого Ожидания с началом сентября неминуемо истекал. Необходимо было в срочном порядке изобрести нечто принципиально новое, чтобы в первую же неделю осени применить его к Лизе, отпускать которую от себя Алексей, тем не менее, не хотел.