Колебания - [140]

О, это мрак, и все четыре года был мрак — вот, что говорят иные из обучающихся, когда подходит к концу их последний курс.

О, где же нет мрака? Ученье — свет, а от большого ума — горе, без багажа знаний человек — это ноль, с багажом — тот же ноль: нет практических навыков. Высшее образование, Университет, первый и старейший в России. Филологический факультет, бесценное знание о языке, Слово, которое было в начале, любовь к нему, искусство, литература, душа и творчество, сотни бессмысленных научных терминов, теоретизирование каждого звука и отзвука — удивительное сочетание прекрасных и бесполезных вещей, вечная вражда между ними и сотнями таких же бессмысленных, но к тому же ещё и неприятных, — вот ты, фф! Нескочнаемый, нерешаемый конфликт.

И жизнь — простая, удивительная, многогранная, сложная и чудесная — там, за большими окнами.

Отбрось, отбрось этот пыльный и жёлтый учебник, словарь, отбрось — возьми с собой только томик стихов, возьми поэзию, выраженную словесно, возьми её с собой, а ещё лучше — возьми в себе, в своём сердце, брось остальное, оставь и забудь, вспомни — совесть и вкус, и вместительная душа, и ум уже кажется излишним — вспомни это, брось книгу, не все ведь книги так хороши и стоят прочтения лишь потому, что они книги, возьми поэзию и отправляйся в мир, — туда, где она рождается, где ты почувствуешь её первозданную, настоящую, где ничего и нет, кроме неё одной.

А может, это тебе и не нужно.

***

Неумолимо приближался конец последнего учебного года, и Яна была занята, как никогда; целыми днями она что-то читала, писала, печатала, отвечала на семинарах — последних в её жизни. Это всегда истощало её морально за считанные дни. Учёба никогда не была ей в радость и не давалась легко. Яна не выносила расписания, которые кто-то для неё составлял; не обладала достаточным терпением, чтобы посещать скучные семинары или лекции, напоминающие поток сознания. Большинство предметов она находила неинтересными и ненужными; посетив занятия по ним один или два раза, Яна, если делала подобный вывод, более не появлялась там вплоть до сессии. Подчиняться и выполнять задания, ценность которых была аргументирована неумело, было противно всей её сущности. Это чувство отторжения и протеста Яна пересиливать не желала и не умела. И наоборот, если же некий предмет увлекал её, а преподаватель вдохновлял и вызывал уважение, — такими своими качествами, как: внимательность, любовь к делу, организованность, последовательность, умение рассказывать понятно и интересно, чувство юмора, доброта и лояльность, человечность и любознательность — одним словом, если преподаватель действительно являлся преподавателем, — тогда именно Яна оказывалась первым человеком, входящим в аудиторию перед началом занятия, и последним, покидающим её после окончания. Однако таких вот предметов, в отличие от скучных, она в расписании находила обычно не более двух, и этим процесс обучения в Университете для неё существенно осложнялся. Прочие все предметы ей приходилось терпеть, пропуская, тоскуя, злясь, а затем наступала сессия — тяжёлая, медленная, мучительная, требующая разом из воздуха сотворить с десяток всевозможных работ и познать всё то, что было пропущено. К собственному удивлению, правда, в процессе чтения материалов по тем предметам, Яна порой обнаруживала, что и они по-своему интересны и что каждый обладает неизъяснимым очарованием, словно приоткрывает дверцу в причудливый мир. Только шагнуть в эти дверцы, постичь все миры Яне едва ли хотелось; мысль о науках и их многообразии иногда завораживала её, но лишь ненадолго, мельком, а затем вновь Яна концентрировалась на том единственном, что любила по-настоящему.

И ни разу не пожалела она ни об одной пропущенной паре, особенно если пары эти стояли в расписании первыми. Ни свет ни заря подниматься ради того, чтобы в душной и злой толпе, в темноте и по холоду, в снег и в дождь волочить себя, будто тяжёлый мешок со сменкой, на тот семинар, где в тысяча сорок пятый раз будет прочитан и переведён скучный английский текст — этого Яна понять не могла. Те же, кто делал так, неизменно вызывали у неё смех, весёлый и искренний, а иногда — если они осмеливались, совершая подобную глупость, своими лицами выражать притом превосходство и брезгливость по отношению к тем, кто спит, — и вовсе злобу и отвращение.

За четыре года Яна так и не определилась, кто удручает её больше: студенты, безропотно и без разбора посещающие все занятия по расписанию, притом уставая и мучаясь, но всё равно продолжая так действовать во имя некоей неведомой и таинственной цели, но не умеющие потом внятно ответить на элементарный вопрос, понравилась ли им лекция и что на ней было, — или же преподаватели. Несмотря на всё её сострадание к ним, несмотря на способность понимать и жалеть, Яна нередко задавалась вопросом — невольно и с горечью: разве такими должны быть преподаватели? Те люди, которые передают знания подрастающему поколению, которые должны вдохновлять, разжигать, как говорят, искру в сердцах. Что же на самом деле встречают эти сердца? Высокомерие, сухость, забывчивость, излишнюю требовательность, придирчивость, ненормальное обожание предмета вплоть до помешательства и