Колебания - [139]

Глава 4

ФФ!

Сколько людей не имеет понятия о тебе, зная притом о химфаке, истфаке, юридическом, журналистике. Но сколько же есть и желающих вступить в эти ряды, в ряды, из которых вышли те, о ком говорят теперь в школах на уроках литературы. Сколько желающих — каждый год!

О, фф!

Нет, здесь не научат ни тому, чтобы быть преподавателем, ни тому, чтобы быть учителем. Arts, humanities, academic — о, вы станете теоретиком, исследователем абстракций, повелителем терминов, но учителем-практиком — никогда! Вы сможете написать статью, рецензию даже, эссе, диссертацию — но приведут к вам живого ученика, и вы вздрогнете, и случайно пожмёте плечами.

Вы всему научитесь сами.

О, но вы запомните эти бледные призрачные лица, вы желали им — конечно, желали в глубине своей доброй души — здоровья и долгих лет жизни — но удивлялись же, думали о них, встретив впервые: «столько ведь не живут». Они учили ещё ваших мам, может, бабушек, они и у первого курса теперь ведут. Они хранят в себе знания — вечные и о вещах вечных — может, оттого и сами как бы затронуты вечностью?

Да хранит их Господь, приверженцев старой системы, старой школы, детей советского времени, рассыпавшегося и исчезнувшего, и пусть никогда в их дома не придёт интернет, и так они и уснут однажды, не зная об инстаграме. Храни их Господь, не виноватых уже ни в чём, ведущих свои семинары по написанным от руки листкам, по газетным вырезкам, по цветным фотокарточкам из забытых учебников. Храни их, Боже, не знающих даже о том, как в самом деле безумно меняется мир, но думающих, что знают.

Храни их, не виноватых и не всесильных, неспособных и нежелающих менять устаревшую систему обучения, тем более — образования в целой стране, привыкших к тому, к чему привыкли. Храни их, храни, потому что уже идут им на смену молодые, амбициозные, уверенные в собственных силах и знаниях, и скоро, через год ли, через десятилетие, они их сменят.

…Но этих также храни — потому что их мало, ничтожно мало желающих преподавать остаётся после четырёх лет обучения на фф, так храни их — они нужны, — и дай им сил никогда не надеть вязаную кофту на пуговицах, но дай им твёрдости духа, ясности ума и помоги не утратить им чувство юмора, равно как и памяти о собственном студенчестве. И убереги следующие поколения от тех из них, которые с семнадцати лет уже были занудами.

О, нет, здесь, на фф, не узнать вам о практике, кем бы вы стать ни хотели; здесь вы впитаете гордость и примите её за свою собственную — гордость быть частью всех тех, о ком говорят: это — люди образованные. Вы ощутите принадлежность вроде как к привилегированному классу, и с этой мыслью сладко вам будет засыпать по ночам.

О, этот вечный конфликт между наукой, абстракцией, теорией — и жизнью реальной, жизнью живой, там, за этими большими окнами, в огромном мире. Этот конфликт между конференциями в пыльных аудиториях, проводимыми на академическом английском языке, — и грязными улицами окраин Лондона! О, кому там понадобится и пригодится знание функций глаголов will и shall! И — этот самый главный, вечный конфликт! — между теми, кто никогда в своей жизни не пожелает хотя бы одним глазком взглянуть на жизнь этих улиц, теми, для кого сияющая мечта — это стать частью того самого учёного сообщества, окружив себя прекрасными, благородными книгами, квинтэссенцией умственных усилий и достижений человечества в гуманитарной области, — и теми, кто видел и знает жизнь, кто никогда от неё не отвернётся, кто станет пить пиво на старой кухне, в маленьком куцем скверике за углом, на крыше ржавого гаража!

Возможно ли совместить?

О, это было прекрасное время, полное света и радости! Полное смеха, друзей и учения! Новые знания, расширение кругозора, желание развиваться и далее! — вот, что говорят иные студенты тебя, фф, когда жарким июньским днём им вручают их красный, как кровь, диплом.

О, это мрак, и все четыре года был мрак — вот, что говорят иные из обучающихся, когда подходит к концу их последний курс.

Кто скажет, как правильнее, кто предложит альтернативу, лучший план, новую программу? Кто угодит всем? И только вы, молодые, сонные и уставшие, неохотно переставляющие ноги на тернистом своём пути до университета ранним февральским утром, вы, сидящие в маленьких аудиториях и засыпающие от скуки, вы, не понимающие, чего же, наконец, от вас хотят и каким должен быть ответ на вопрос, который вам задают, и зачем вообще нужен этот самый вопрос, — вы только чувствуете, что что-то не так, что-то неправильно. Вам не нравится, вам грустно, неинтересно и плохо, но разве вы станете критиковать всерьёз? Ведь вам скажут: так предложите своё, так скажите же, как надо, — и этого требуют от вас! Двадцатилетних, совсем ещё детей. Конечно, детей, ведь большинство из вас к этому возрасту осталось совершенными детьми. Но вы слышите, как ваши сокурсники недовольны, вы бесконечно слышите жалобы, вздохи, ругательства, и хотели бы, и рады бы были приписать это лени, распущенности — но чувствуете в душе, что проблема гораздо глубже. Но нет же у вас решения, нет и не может его быть, и потому вы молчите и терпите, и всё продолжаете испытывать дискомфорт.