Колебания - [108]

Шрифт
Интервал

На Яну, впервые посмотревшую прямую линию внимательно, она произвела впечатление чудовищное и вызвала совершенно диковинную смесь чувств — Яна ощутила и стыд, и ужас, и удивление, и негодование, и беспросветную тоску, и яростную решимость на что-то, и апатию, и много смеялась над абсурдностью услышанного; она не могла припомнить, чтобы что-то за целую жизнь хотя бы однажды вызывало в ней подобные чувства одновременно. В смятении, разволновавшись, Яна вышла даже на улицу, оставив шумную квартиру, в которой между родителями и вовремя зашедшим соседом ещё долго не утихал горячий спор, целью которого было определить, что делается со страной и миром, к чему всё это приведёт и как скоро.

Яна же, не чувствуя себя достаточно компетентной в подобных вопросах и неизменно, хотя и стараясь участвовать в разговорах о политике, продолжая любить тишину, вышла из дома и во дворе, на ближайшей лавочке, которую за несколько минут до того с большим трудом и нежеланием покинули завсегдатаи-посетители, оставив напоминанием о себе горстку сверкающих изумрудным и белым стеклышек на асфальте, к своему собственному бесконечному удивлению, вдруг ясно увидела и сюжет, и действующих лиц, и название будущего произведения.

Она поняла, что на свет просится не рассказ, не роман и не очерк.

Повесть звала её и зачаровывала.

Она видела — наводнение, маленькая деревня, затерянная в глуши и оторванная от мира; Яна не знала ещё, как будут звать героев, каким в точности станет сюжет, но она слышала громко звучавшую в голове первую строку: «Над деревней Грязино вставала тусклая заря». Яна знала — ни один из жителей не получил положенной компенсации, не добился однозначного ответа у местных органов власти в ближайшем городе, до которого с трудом возможно было добраться лишь на машине.

Яна видела — главных героев долгое время будут мучить, унижать и обманывать различные чиновники, начальники, заместители, представители, что они попадут в хорошо известный проклятый замкнутый круг, где от одной инстанции их будут бесконечно отправлять к другой и третьей, точно в квесте, целью которого является собрать наибольшее количество бумаг.

Ясно было, что в её повести сохранятся, оставшиеся неизменными и в обществе, особенно характерный для русской литературы мотив угнетения слабых сильными, жульничество, жадность, лживость и бессовестность тех, чьи лица выражают довольство жизнью, а спины едва помещаются в костюм, и — робость, тающая надежда на справедливость, вера во что-то, угнетённость и тревога тех, кто зависим, — и этим виноват. Основная же идея Яны заключалась в том, что несчастные жители деревни лишь тогда смогут добиться положенной им по закону компенсации или переселения в новые дома, когда обратятся напрямую к главе государства.

Яна ставила перед собой задачи: показать, насколько неизменным остаётся положение вещей в России XXI века — с продолжающими воровать и обманывать чиновниками, с по-прежнему страдающим от этого населением, вынужденным обращаться напрямую к президенту, после чего уже, в случае удачи, живущим спокойно, зная, что проблема, мучившая не один год, будет решена за считанные дни, а то и часы. Яна хотела показать то, что обсуждалось многими, — своеобразную российскую монархию XXI века. Оставшийся неизменным менталитет.

Она сидела на старой лавочке у подъезда, не замечая вокруг ничего, и, лишь мельком подумав, а нужен ли сейчас такой классический реализм, уже мечтала о том, как облечёт все эти идеи в подходящие, правильные слова, как выстроится перед ней чёткий сюжет, как появятся персонажи, их имена и характеры, как будут преодолены все трудности при работе с фактами, которых Яна предчувствовала немало. Но — «Над деревней Грязино вставала тусклая заря». Эти строчки околдовывали Яну, заставляли мысль и фантазию работать усиленно.

Когда она пришла домой, почти не слыша продолжавшегося на кухне спора, то сразу набросала черновой план повести — впервые в жизни Яна видела в этом необходимость; прежде она писала, опираясь лишь на интуицию; однако в выполнении той задачи, которую она теперь перед собой поставила, бóльшую роль играло не вдохновение, не поэтическое озарение, а отчасти механическая, кропотливая, трудная работа, требующая дисциплины и ясного понимания дальнейших действий. Здесь необходимо было лишь воплотить на бумаге пришедшую — важную — идею, придав ей правильную форму. Творчество всё совершилось в тот момент, когда возник замысел, когда застучало сердце и пришла первая строчка — «Над деревней Грязино вставала тусклая заря». Далее творчества практически не было, была одна лишь работа — словно высечение статуи из цельного камня. Оставалось ещё творчество в предстоящих описаниях природы, частично — в создании характеров персонажей; в самом языке вечно оставалось творчество — несмотря на то, что выбор наиболее точных слов для пришедшей мысли или идеи был такой же механической работой. И всё же в этом подборе, в сплетении слов, в создании из них удивительных узоров всегда оставалось творчество.

Поэтому Яна, ничуть не гнушаясь этого, набросала план будущей повести и заснула в тот вечер легко и быстро, радуясь и новой идее.


Рекомендуем почитать
«Люксембург» и другие русские истории

Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!