Колдовской мир. Том 1 - [9]

Впервые в прекрасных глазах воина появилась слабая улыбка и он указал на альков. Саймон понял, что, хотя обстановка в крепостях Эсткарпа кажется средневековой, их обитатели понимают, что такое санитария. После поворота ручки из трубы потекла теплая вода, тут же оказался кувшин с ароматной пеной, которая сняла щетину с лица. Все это время продолжался урок языка. Корис терпеливо произносил слова, пока Саймон не повторял их верно. Корис держался нейтрально. Он не смотрел так сурово, как в прошлый раз и не отвечал на попытки Саймона установить более близкие отношения. Когда Саймон натягивал нечто среднее между курткой и рубашкой, Корис отвернулся, глядя в окно. Саймон примерил в руке пистолет. Корису, по-видимому, было все равно, будет ли он вооруженным или нет. Наконец, Саймон затянул пояс и сделал знак, что готов.

Они вышли в коридор и спустились по лестнице. Древность здесь оставила следы — в ступенях были выбиты углубления, а по стене тянулась борозда в том месте, где много веков люди, проходя, касались ее пальцами. Бледный свет лился из шаров, размещенных в корзинах над головами, но природа этого света оставалась для Саймона загадкой. У подножья лестницы находился большой зал. В нем было несколько воинов, и почти все они были одеты в такую же одежду, как у Саймона. Кориса приветствовали, а Саймона разглядывали с любопытством. Все молчали. Корис коснулся руки Саймона, указывая на занавешенную дверь. Отведя занавес, он пропустил Саймона вперед. За дверью оказался еще один зал. Но тут голые каменные стены были увешаны занавесями с изображением того же символа, который Саймон обнаружил на пологе кровати. И символ этот показался ему опять странно знакомым. В дальнем конце зала стоял часовой, подняв к губам рукоять своего меча. Корис отвел второй занавес. Помещение за ним казалось больше, чем было на самом деле, из-за сводчатого потолка, уходящего высоко вверх. Здесь и свет шаров был сильнее. Он позволил разглядеть собравшихся. Саймона ждали две женщины: одна сидела, а другая стояла, положив руку на спинку кресла. Ему пришлось приглядеться, чтобы узнать в стоящей ту самую, которая спасалась от охотников из Ализона. Волосы, свисавшие тогда мокрыми прядями, теперь были убраны в серебряную сеточку, она была одета в платье из серебристой туманной ткани. Единственным украшением был овал из такого же кристалла, какой Саймон видел у нее на браслете. Но на этот раз кристалл висел на цепи между маленькими возвышениями грудей.

— Саймон Трегарт! — это произнесла сидящая женщина, поэтому Саймон посмотрел на нее, и он тут же понял, что не может отвести взгляда. У нее было такое же треугольное лицо и такие же внимательные глаза и черные волосы, как у той, что была ему уже знакома. Но из глаз ее излучалась сила, действующая, как удар. Саймон не мог определить, сколько ей лет, но ему показалось, что она вполне могла видеть, как укладывались первые камни Эсткарпа. В то же время он подумал о том, что .у нее вовсе нет возраста. Руки ее взметнулись, и она бросила Саймону шар из того же туманного хрусталя, что и украшения, которые были у нее и ее помощницы. Саймон поймал шар, который оказался теплым. Обе женщины взяли в руки свои украшения. Все последующее Саймон так никогда и не мог себе объяснить. В его памяти одна за другой возникали недавние события, он видел свои первые шаги в мире Эсткарпа, и он понимал, что женщины тоже видят все это. Он словно рассказывал им о своих впечатлениях. Когда он кончил, к нему пошли молчаливые потоки информации.

Он находился в главной крепости страны, которой угрожала смертельная опасность... Древней земле Эсткарпа угрожали с севера, с юга, и с моря на западе. Смуглые жители равнин и городов Эсткарпа пока противостояли врагу только потому, что унаследовали древние знания. Возможно, они обречены, но сдадутся лишь с последним ударом сердца последнего оставшегося в живых воина. То же чувство, которое заставило Саймона шагнуть под грубую арку во дворе дома Петрониуса, снова ожило в нем. Гордые люди этой земли ни о чем его не просили. Но он уже присягнул в верности одной из этих женщин и мгновенно, с юношеским энтузиазмом сделал свой выбор. Не произнеся ни слова, Саймон поступил на службу Эсткарпа.

Саймон поднес к губам тяжелый кубок. Он пил и внимательно следил за происходящим. При первом знакомстве он решил, что люди Эсткарпа мрачны, отягощены грузом лет, что они последние представители древней расы, забывшей обо всем, кроме слов древнего языка. Но за последние недели он понял, насколько поверхностны были его суждения. Теперь, в столовой гвардии, он переводил взгляд с одного лица на другое, рассматривая их, как впервые. Конечно, их оружие было ему незнакомо. Ему приходилось учиться махать мечом в схватке. Меньше беспокойства вызывали у него самострелы, похожие на автоматический пистолет. Саймон никогда не мог сравняться с Корисом: он восторгался, как владеет оружием этот человек. Но Саймон был знаком с тактикой иных армий, иных войн и с его предложениями считался любой офицер. Саймон удивлялся, почему его приняли в гвардию. Эти люди постоянно воевали с врагом, который был сильнее их. Любой незнакомец мог оказаться шпионом, брешью в оборонительной стене. Ни в какие времена, ни в какой армии, кроме, как в Эсткарпе, не поверили бы в такой дикий рассказ, как его. И Саймон знал, почему в нем не усомнились. Потому что сила Эсткарпа основывалась на магии. Саймон подержал во рту вино, прежде чем проглотить его. Он думал о магии. Это слово могло означать искусные фокусы и трюки, могло скрывать суеверную чепуху, но могло говорить и о чем-то более могучем. Воля, воображение и вера были оружием, использовавшимся магией Эсткарпа. Конечно, у этих людей были способы, помогающие им усилить волю, воображение и веру. И кроме того они умели открывать свой мозг тому, что не воспринимается органами чувств. Ненависть и страх соседей были вызваны способностью этого племени. Для Ализона на севере, для Карстена на юге власть колдовства Эсткарпа была злой. Владычицы Эсткарпа обладали властью, неподдающейся объяснению человека, и, когда было необходимо, безжалостно пользовались этой властью. Саймон помог спастись колдунье, которая была глазами и ушами своего народа в Ализоне.