Кольца Сатурна. Английское паломничество - [38]

Он хотел осмотреть свой будущий участок к западу от этого городка, а я уже давно собирался посетить заброшенный парк Боулджа, который с северной стороны граничил с его землей. Дело в том, что в Боулдже почти двести лет назад родился писатель Эдвард Фицджеральд, о котором пойдет речь ниже. Он и похоронен был там же, летом 1883 года. Попрощавшись с Корнелисом де Йонгом (как мне показалось, с взаимной сердечностью), я свернул с дороги А-12 и полями прошел до Бредфилда, где Фицджеральд появился на свет 31 мая 1809 года в так называемом Белом доме, от коего нынче сохранилась лишь оранжерея. Главный корпус сооруженного в середине XVIII века здания, где было достаточно места для многочисленного семейства и не менее многочисленной челяди, был до основания разрушен в 1944 году. В него попал реактивный снаряд, нацеленный, вероятно, на Лондон. Как и прочее «оружие возмездия» (англичане называли эти ракеты «doodle bugs»[52]), он внезапно сорвался с траектории и угодил в отдаленный Бредфилд, причинив, так сказать, совершенно бесполезный ущерб. И от Боулдж-холла, соседнего господского дома, куда Фицджеральды въехали в 1825 году, тоже ничего не осталось. Он сгорел в 1926 году, и еще долго посреди парка чернели его обуглившиеся стены. Руину снесли полностью только в послевоенное время, вероятно, чтобы использовать строительный материал. Сам парк нынче заброшен, трава пожухла, огромные дубы умирают, теряя ветку за веткой. Кое-где обломками кирпичей подлатали дорожки, но на них полно выбоин, в которых стоит черная вода. Заброшена и рощица, окружающая маленькую церковь, не слишком бережно обновленную Фицджеральдами. Повсюду валяется гниющее дерево, ржавое железо и прочий мусор. Могилы наполовину провалились в землю, затенены разрастающимися кленами. Неудивительно, подумал я невольно, что Фицджеральд, ненавидевший погребения (как и все другие торжественные церемонии), не пожелал быть похороненным в таком мрачном месте и завещал развеять свой пепел над сверкающей поверхностью моря. И все-таки его похоронили рядом с уродливым мавзолеем его семейства — злая ирония судьбы, против которой бессильно даже собственноручно написанное завещание.

Англо-норманнский клан Фицджеральдов более шести столетий жил в Ирландии, прежде чем родители Эдварда решили обосноваться в графстве Суффолк. Семейное состояние, приобретенное в конфликтах с другими феодалами, а также благодаря беспощадному угнетению местного населения и едва ли менее беспощадной брачной политике, считалось легендарным даже во времена, когда богатства высшего социального слоя начали достигать запредельных размеров. Помимо владений в Англии Фицджеральдам принадлежали почти необозримые ирландские земли, все движимое и недвижимое имущество на этих землях и тысячи практически крепостных крестьян. Мэри Франсес, мать Эдварда, единственная наследница этого состояния, несомненно, была одной из богатейших женщин королевства. Ее кузен Джон Перселл, женившись на ней (согласно семейному девизу, «stesso sangue, stessa sorte»[53]), отказался от собственного имени и принял фамилию Фицджеральд, признавая более высокий социальный статус своей супруги. А Мэри Франсес Фицджеральд, напротив, выйдя замуж за Джона Перселла, разумеется, не позволила ограничить себя в своих имущественных правах. На сохранившихся портретах она изображена как дама мощного телосложения, с сильно покатыми плечами и прямо-таки устрашающим бюстом. Многие современники находили в ней поразительное сходство с герцогом Веллингтоном. Как и следовало ожидать, на ее фоне кузен, ставший ее мужем, вскоре поблек, являя собой незначительную и чуть ли не презираемую фигуру. Тем более что все его попытки обрести независимую позицию (в эпоху стремительно развивающейся промышленности он занимался горным делом и разными спекулятивными предприятиями) приводили к одному провалу за другим. Кончилось дело тем, что он просадил и все свое немалое состояние, и деньги, выданные ему супругой. Проиграв тяжбу о банкротстве в одном из лондонских судов, он приобрел репутацию безнадежного неудачника, которого из жалости содержит жена. В этих обстоятельствах он бо́льшую часть времени проводил в своем поместье в Суффолке, увлекаясь охотой на перепелов и вальдшнепов и тому подобными делами, а Мэри Франсес держала двор в своей лондонской резиденции. Иногда она приезжала в Бредфилд в канареечно-желтой карете, запряженной четверкой вороных, с повозкой собственного багажа и целой сворой лакеев и горничных. Надо же было взглянуть на детей и кратким пребыванием в доме поддержать свои притязания на власть даже в этой, весьма далекой от нее области. Когда она приезжала или уезжала, Эдвард с сестрами и братьями всегда стояли, словно окаменев, у окон детских комнат на верхнем этаже или прятались в кустах у ворот поместья, слишком запуганные ее великолепием, чтобы осмелиться выбежать ей навстречу или помахать рукой на прощание. В шестьдесят с лишним лет Эдвард Фицджеральд вспоминает визиты своей матери в Бредфилд. Иногда она в своих шелестящих платьях, окутанная облаком духо́в, поднималась по крутой лестнице на верхний этаж в детскую, расхаживала там некоторое время, словно какая-то странная великанша, бросала несколько замечаний и снова быстро исчезала «leaving us children not much comforted»