Когда ты был старше - [87]

Мне вспомнилось, как Мичелевски радовался, что сопровождать Бена выпадет не ему. На какую-то долю секунды я пожалел, что я не Ник Мичелевски.

— Тут такое дело, брат. И да и нет. Я приехал, чтобы забрать тебя отсюда. Но поедем мы не в тот дом, что тебе знаком. Мы поедем ко мне домой. Он будет новым домом для тебя.

Потом я ждал, что будет.

— Ты будешь там, дружище?

— Ну да. Обязательно.

— Вот и прекрасно, — сказал Бен. — Поехали.

Мы ехали по 35-му шоссе к Канзас-Сити. Собираясь перебраться на 70-е и попасть в Миссури. Другими словами, уже какое-то время мы были в дороге.

Бен хранил молчание. Полное молчание. Только смотрел в окошко, но не пустым взглядом. Смотрел по-настоящему. В любую сторону, где было на что посмотреть.

Наконец он произнес:

— Я и не знал, что это все тут.

— Что — мир?

— Все это.

Он еще оглядывался по сторонам. С пару миль.

— Приятно на это сейчас посмотреть?

— Это прекрасно.

— Ты, похоже, изменился.

Бен посмотрел в мою сторону. Взгляд его гулял где-то возле приборов на панели.

— Изменился — как?

— Похоже, стал тихим.

— В больнице слишком шумно было. Мне это нестерпимо. Мне нравится, когда тихо.

Потом он опять принялся смотреть в окошко.

Бен уснул где-то в Миссури. Проспал почти всю дорогу до Кентукки. Я нарочно сделал крюк на юг, потому как севернее лежал снег и местами было скользко.

Где-то на исходной стороне Луисвилла понадобилось поспать и мне. Так что я свернул на съезде с четырьмя знаками о съемном жилье и кружил там, пока не увидел слово «СВОБОДНО». Встал на парковке и тряхнул Бена за плечо.

— Подъем, брат. Давай-ка возьмем номер.

Однако разбудить его оказалось совершенно невозможно. Сколько бы раз я его ни тряс, он по-прежнему посапывал.

Я вышел из машины, обошел ее и открыл противоположную дверцу. Опустил его сиденье. До самого конца. Получился почти лежак. Так ему будет удобнее. Потом вернулся на водительское место и сделал то же самое со своим сиденьем.

Что было делать? Не мог же я оставить его одного на стоянке.

По-моему, я продремал с час, когда зазвонил мобильник и вновь разбудил меня.

Стряхнув с себя сон, я ответил после второго звонка:

— Алло?

Учусь.

— Ой, здорово, — произнес желанный голос. — Ты там.

— Скажем, — отозвался я, — я где-то.

— Ты где?

— В Кентукки.

— Что ты делаешь в Кентукки?

— Мне надо тебе кое-что рассказать.

Кое-что, что может разрушить все. Кое-что, что, наверно, и разрушит все. В ушах все время слышался голос Криса Керрикера: «Ей — это и черту ясно! — не захочется тратить свою жизнь на парня, который ее бизнес запалил. Прямо у нее под руками и коленями». В последнее время мне слышалось это много раз. С тех самых пор, как я предложил взять Бена обратно.

— Хорошо. Говори.

— Бен опять со мной.

— Ой! Ты его вытащил из тюрьмы. Это чудесно. Как тебе удалось?

— Ну… — нечего и говорить, что от ее реакции я опешил. — Выяснилось, что на самом деле это не было делом его рук.

— Конечно. Я знала это. А ты этого не знал? — Вот этот вопрос для ответа оказался трудным.

В машине было холодно. Я беспокоился, вполне ли тепло Бену. Может, стоит опять поехать? Хотя бы для того, чтобы включить нагреватель и пребывать в тепле. Я выдохнул и смотрел, как мое дыхание обратилось в льдистое облачко.

— Так ты по-прежнему могла бы вернуться?

— Ты по-прежнему готов заплатить за билет?

— Ты же знаешь, что готов. Меня еще один день не будет дома. По меньшей мере. Но потом я сверюсь с ценами.

— Из Каира, — уточнила она. — До Каира я по земле доеду.

— Могу тебе телеграфом денег прислать, чтобы хватило.

— Пересылай на отделение «Америкэн экспресс», ближайшее к каирскому аэропорту.

— Когда приедешь?

— А вот этого я еще не знаю.

— Он попытается не пустить тебя?

— Не силой. Ему известно, что юридически я взрослая. Но он попытается отговорить меня. И мне нужна будет чья-то помощь. Мне не под силу даже вещи самой уложить, не говоря уж о том, чтобы таскать тяжелые чемоданы. Он постарается помешать любому человеку, который захочет мне помочь. Только все равно. Я поеду, когда его не будет рядом. Это разобьет ему сердце. Вот что самое тяжелое, о чем мне приходится думать. Готова ли я разбить ему сердце. А потом я решила… я решила: отец растит тебя, а потом ему нужно позволить тебе самой создать собственную семью. Твой отец — прошлое. Избранник твой — будущее. Замечательно сохранять добрые отношения с отцом, только чтобы это произошло, он должен быть терпим к твоему избраннику. Просто так устроена жизнь. Вот я и надеюсь, что смогу как-то поддерживать связь с отцом. Только это и от него зависит.

Тут разговор на минутку прервался. Я лежал, не шевелясь, на морозном воздухе, смотря на облачка своего дыхания.

— Я слышу, что ты говоришь, что и вправду приезжаешь. Только мне трудно позволить себе поверить в это. Такое чувство: слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Ты же знаешь: я никогда не перестану любить тебя, Рассел.

— Жалею, что не могу с чистой совестью сказать, что всегда знал это.

— Как ты мог подумать, что такие чувства способны уйти? Куда, по-твоему, им пропасть?

Я набрал полную грудь воздуха. И высказал.

— У меня уже так было. С женщиной, которую, полагаю, я думал, что любил. Стряслось кое-что гадкое, и у меня в сознании она оказалась с этим связана. Распутать одно с другим я не сумел. Стало похоже на то, что чувства просто ушли. И, отвечая на твой вопрос, я не знаю, куда они пропали. Знаю только, что их не стало.