Князь Владимир и истоки русской церковной традиции. Этюды об эпохе принятия Русью христианства - [34]
Бориса и Глеба в связь с последующими событиями, рассмотрев его как частное дело между Святополком, с одной стороны, и с Борисом и Глебом – с другой[345].
Это наблюдение о некоторой «несовместимости» рассказов о смуте 1015–1019 годов и рассказа об убийстве Бориса и Глеба обладает несомненной важностью для решения вопроса о достоверности источников о событиях 1015–1018 годов. Если все борисоглебские памятники возникли не ранее 70-х годов XI века и не отразили, например, диспропорции в их почитании, относящейся к середине XI века, то они и не могут в точности соответствовать исторической действительности[346].
Если внимательно вчитаться в работы историков, защищающих достоверность событий, изложенных в летописно-житийных памятниках о Борисе и Глебе, можно обратить внимание на то, что в большей или меньшей степени в них отвергаются: 1) историко-политическая логика и соображения целесообразности[347]; 2) достоверность скандинавских источников, кстати лишенных какой-либо политической ангажированности[348]; 3) наличие противоречий в летописно-житийных памятниках, иностранных письменных источниках и археологических данных; 4) наличие параллелей со сказаниями о Вячеславе Чешском, свидетельствующих о западно-христианских параллелях, в контексте которых возложение ответственности целиком на «западника» Святополка оказывается затруднительным[349]. Но зато традиционно ориентированные историки признают только одно: неподсудность текстов поздней фиксации событий, зависимых от мнения княжеской власти и общественных стереотипов и предрассудков, каковыми являются русские письменные источники.
Сомнения в достоверности отечественных житийно-летописных источников основываются на противоречивости и нелогичности, по крайней мере, некоторых фактов, в них присутствующих. Например, согласно Повести временных лет, Глеб, получив от Святополка, по всей видимости, в Муроме притворный вызов в Киев, двигается сначала «на Волгу» (от Мурома кратчайший путь до Волги – 150 км), где происходит заминка с конем, а затем на ладьях плывет к Смоленску (еще 1120 километров, если плыть по Волге). Если учесть время движения гонца от Святополка (от Киева до Мурома почти 1000 км), выехавшего не ранее 16 июля, едва ли весь этот путь можно проделать к 5 сентября, когда, согласно Сказанию о Борисе и Глебе, муромского князя убивают. Но у этого разнонаправленного пути должна быть логика. Если вспомнить, что Глеб – сын болгарыни, то «на Волгу» он мог двигаться до Волжской Булгарин (от Мурома – 600 км). Даже если предположить, что Глеб не задержался там, что маловероятно, он опоздает ко дню своего убийства под Смоленск не менее чем на два-три месяца. Если же учесть его пребывание на родине у матери, то убит он был 5 сентября следующего, 1016 года, когда Святополк был уже в Польше, а Ярослав – в Киеве. Учитывание особенностей исторической географии позволяет, с одной стороны, задать новые вопросы, а с другой – сделать выводы более убедительными.
В контексте сказанного особенное значение приобретает жанровое различие имеющихся источников по проблеме.
Скандинавская Сага об Эймунде, которую в качестве источника привлекают противники традиционной точки зрения, действительно содержит противоречие в основном сюжете, когда в образе Бурицлейфа объединены два исторических персонажа – Святополк и Борис. Смешение образов – характерная особенность эпоса.
Разнообразие и убедительность доводов, которыми подтверждается позиция историков, доверявших Саге об Эймунде, убеждают в их правоте. В самом деле, эпос является весьма продуктивным источником информации, что особенно наглядно показали работы Дж. Фрэзера и В. Я. Проппа[350], однако, думается, основная сила эпоса не в этом. «Ядро сюжета эпоса остается неизменным, мало изменяется и его толкование, не вводится почти новых персонажей, тем более эпизодов, да и бытовые черты лишь осовремениваются, а новых не появляется»[351]. Главное – расстановка сил, противостояние действующих персонажей эпос сохраняет как свою основу, и ей мы можем доверять. Сюжетные детали и характеристики героев, порой бытовые, служат для узнавания читателем известного ему лица[352]. Это то, чему историк может доверять, опираясь на скандинавские саги.
Сага об Эймунде долгое время оставалась незаписанной, из-за чего процесс превращения сказания в эпическое произведение оказался практически завершен. Поэтому образы героев должны были быть подогнаны под законы эпического жанра[353]. В данном случае главные герои – три брата, каждый из которых правит в своем городе. Имеются также три атаки Бурицлейфа, три совета Эймунда, три отказа Ярицлейфа платить варягам – дань фольклорным художественным формам[354]. Аналогичным образом трансформировался сюжет и о призвании братьев Рюрика – Синеуса и Трувора, каждый из которых занял отдельный город[355]. Несмотря на эпичность сюжета, историки без особых проблем вычленяют и в нем рациональное зерно[356]. Даже в более сложных случаях можно реконструировать исторические реалии, повлиявшие на развитие сказочного сюжета[357]. В случае Саги об Эймунде действующие лица исторической драмы должны были объединиться в трех героев. Наиболее угадываемая фигура – Ярицлейф-Ярослав. Вартилав – соединение образов Брячислава Изяславича Полоцкого, внука Владимира Святославича (поскольку Вартилав сидит в Полоцке), и Мстислава, оставившего Ярославу свой удел
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.