Князь Владимир и истоки русской церковной традиции. Этюды об эпохе принятия Русью христианства - [36]
Противоречие, заложенное в житийный замысел, «выдает» содержание основной мысли, всецело заслуживающей доверия: Борис и Глеб не сопротивляются старшему брату по праву занять престол в Киеве. Эта идея никоим образом не противоречит ситуации, при которой Ярослав борется за престол в Киеве с братьями.
Если бы проблема исчерпывалась только вопросом доверия древнерусским и скандинавским источникам, вероятно, она решалась бы проще. Однако есть еще свидетельства польских источников, таких, как «История» Яна Длугоша, где говорится о том, что Ярослав в начале 1015 года все же двинул свои войска против Владимира, который выставил совместное войско Святополка и Бориса, действовавших сообща. В этом случае убийство должен был организовать тот, кто, как пишет Длугош, тяготился «тем, что он отлучен от Киевского княжества, которого домогался», т. е. Ярослав[370]. В свете данных выводов сомнения новейших исследователей, основанные лишь на том, что «ни в одном из перечисленных источников [прямо. – К. К.] не говорится, что Ярослав убил Бориса и Глеба», при произвольной интерпретации довольно прозрачного для понимания текста Саги об Эймунде кажутся совершенно неубедительными[371].
Можно сделать вывод, что первая попытка обвинить Святополка в убийстве была сделана еще Ярославом, но без тех далеко идущих планов, какие были приданы этому сюжету впоследствии[372]. Ярославу такой ход был нужен для оправдания своей узурпации киевского престола, поскольку он по праву предназначался Святополку как Ярополчичу либо убиенному Борису. Изучение знаков Рюриковичей показало, что Святополк ориентировался на знак Ярополка как на свой родовой знак (двузубец), в то время как Владимир и его сыновья имели младший знак трезубца. Крест на левом зубце Святополкова знака может означать принадлежность к Колобрежской епископии[373]. Старшинство Святополка тщательно подчеркивал даже Титмар Мерзебургский[374].
Радзивиловская летопись.
Л. 161 – похороны Бориса.
Есть и еще одна сторона вопроса. Борис и Глеб росли в семье Владимира и были свидетелями поворота его внешнеполитических пристрастий в сторону латинской Европы. Канонизация Бориса и Глеба сразу была признана Римом[375]. Уже в середине XI века мощи Глеба и Бориса оказались в чешском бенедиктинском Сазавском монастыре (в то же самое время связи славянских культур, разделенных разными церковными традициями письменности, поддерживались и бенедиктинским Тынецким монастырем около Кракова)[376]. Кроме того, в смерти Бориса и Глеба можно усмотреть параллель гибели св. Вацлава, известного на Руси под именем Вячеслава. И хотя смерть святых братьев еще более похожа на мученическую, чем смерть Вацлава, страдающий и погибающий от рук злодеев благоверный князь – образ, роднящий русских и чешского святого.
Последний факт находит неожиданное подтверждение в формах богослужебного почитания святых братьев. Дело в том, что в день памяти святых вместо паремийных чтений, под традиционным паремийным заголовком читались специально сочиненные в летописно-агиографическом стиле тексты, напоминающие летопись и Чтение. Очевидно литургическое влияние почитания св. Вячеслава, которому, согласно чешскому бревиарию XIV века, положено читать аналогичные агиографические тексты взамен паремийных на культ святых Бориса и Глеба. Б. А. Успенский подтвердил этот вывод, найдя в западном богослужении общие закономерности для подобной замены[377]. Особенная торжественность праздника подчеркивалась редкой альтернативой пения двух кондаков (в то время как наличие кондака – редкость не только для XI, но даже и для XX века), причем подобны подобраны: для первого – рождественский, а для второго – пасхальный[378]. Даже если относить первую редакцию службы ко времени митрополита Иоанна I (1020-1030-е годы), увеличение числа стихир и наличие двух кондаков, редких для древнерусской гимнографии, и включение в богослужебное последование удивительных летописных паремий говорят о стремительном росте популярности их культа[379].
Радзивиловская летопись.
Л. 164 – убийство Глеба.
С древнерусскими литературными памятниками, посвященными святым Борису и Глебу, типологически связано «Убиение Вячеслава, князя Чешского» – памятник X века, составленный в Чешском княжестве, бывшем одним из осколков уничтоженного незадолго до того Великоморавского королевства. События, о которых в нем идет речь, происходили в 928/935 году. В условиях становления внутри- и внешнеполитического положения княжества шла острая борьба за власть, жертвами которой стали вдова основателя самостоятельной Чешской державы (895), крестителя Чехии (874) Борживоя Людмила и ее внук Вячеслав. Житие Людмилы, убитой по приказу невестки в 921 году, описано в отдельном памятнике. Вячеслав, главное действующее лицо «Убиения», предстает в образе невинно погибшего, почти идеального правителя и высоконравственного христианина. Убийство совершает его брат Болеслав, по словам памятника, по наущению «злыхъ съветникъ его», недовольных влиянием духовенства на князя и пассивной внешней политикой. Вскоре после убийства Вячеслав был прославлен убившим его братом. Текст «Убиения» составлен вскоре после гибели князя, в 930-х годах, после чего быстро попал на Русь. Сегодня этот текст известен как «Востоковская легенда». Впоследствии были сочинены уже специально житийные произведения как на латинском, так и на славянском языке
