Князь Владимир и истоки русской церковной традиции. Этюды об эпохе принятия Русью христианства - [37]
Святые благоверные князья Борис и Глеб, икона XIV в., клеммы.
Культ святого Вацлава-Вячеслава получил на Руси широкое распространение именно из-за сходства со святыми Борисом и Глебом. Образы Бориса и Глеба как святых, «совмещавших репутацию святости со статусом светского правителя», более характерные для латинской Европы XII–XIV веков, имеют очевидные западные параллели, ключевой из которых является почитание св. Вацлава в Моравии[382]. Хотя сопоставление этих культов приводит к выводу лишь о частичном сходстве, тем не менее влияние жития святого Вячеслава на литературные памятники о Борисе и Глебе представляется несомненным[383].
Глава 9
Противоречия в осмыслении исторического значения крещения Руси
Несмотря на полуюбилей – 1025-летие крещения Руси в 2013 году и 1000-летнюю годовщину кончины равноапостольного князя Владимира в 2015 году, новых популярных и научно-популярных книг, а также научных исследований за последние три года практически не появилось[384]. Не было объявлено не только о крупных исследовательских проектах, но даже и о малых. Причин снижения интереса к истории крещения Руси существует много.
Говоря об этих причинах, нельзя не вспомнить обсуждаемой проблемы кризиса гуманитарной науки в частности и научного знания в целом. О кризисе гуманитарного направления исследований на конкретных примерах Д. С. Лихачев предупреждал еще в 1962 году, когда вышло первое издание его «Текстологии»[385]. Ориентация на «объективное» знание вопреки «угрожающему» субъективизму рано или поздно должна была привести к тупику, поскольку объективное органично переплетено с субъективным и одно без другого не существует. Вера в научный «объективизм» свидетельствует о жизненности сциентизма и позитивизма в массовом сознании. В контексте таких мнений крещение Руси как акт религиозного выбора, воспринимаемое сегодня как интимное, сугубо субъективное событие, не имеет научного, «объективного» основания.
Если таков настрой читателя, то это означает, что сегодня нет общественного заказа на подобного рода исследования и книги. Трудно сказать, является ли такое положение дел причиной или следствием отсутствия «обратной связи» науки и массового сознания, поскольку господствующее в научно-интеллигентской среде нежелание объяснять простым гражданам суть сложных проблем гуманитарного знания привело к исчезновению жанра научно-популярной литературы, в которой обнародовались бы результаты научных изысканий и становились бы чрез нее общенародным достоянием.
Возможно, прав оказался Л. Н. Гумилев, согласно теории об этногенезе которого во второй половине XX века наше общество (а возможно, и вся новоевропейская цивилизация) вступило в инерциальную, если не обскурационную фазу существования. Ее особенность – отсутствие интереса к героизму и ответственной исторической памяти, требующих слишком многого от уставших, пассивных, любящих комфорт людей[386]. Сложность окружающего мира, приводящая к стрессам и ухудшению концентрации внимания, все усложняющееся само знание усугубляют это состояние. Знание в сегодняшней науке понимается как диалектическая совокупность нюансов, неочевидная и многообразная сложность полутонов, в то время как «лозунговое» изложение истории, свойственное XVIII – началу XX века, изредка встречающееся и сегодня, упрощало понимание исторического процесса до набора коротких тезисов, но было кратким, емким и наглядным. Вероятно, современный взгляд на окружающие явления и события прошлого вернее, но именно лозунги XIX столетия продолжают сохраняться в массовом сознании, протестующем против чрезмерного затрачивания умственных усилий.
Оценки исторических событий в различные эпохи, безусловно, могут меняться. Сама по себе оценка всегда является своеобразной «надстройкой» к изучаемым событиям и зависит от этических доминант, господствующих в том обществе, в котором оценка выносится. Однако, поскольку позволительно говорить о некотором этическом базисе, едином для человека и являющимся объективным, оценка также не зависит исключительно от произвола чьей-то индивидуальной воли[387]. Как сама способность оценивать, так и результат этого рода мыслительной деятельности, стало быть, может претендовать на некоторую объективность; они могут быть применимы к тем или иным событиям прошлого[388].
Одним из событий, которому едва ли может быть вынесена необъективная оценка, как показал путь, пройденный исторической наукой, было крещение Руси. Достаточно вспомнить, как по вполне понятным причинам крещению Руси, получавшему высшую оценку в историографии до Октябрьской революции 1917 года, начальной советской историографией была дана отрицательная оценка. В глазах ранних марксистов крещение Руси привело к господству феодальной церкви и, следовательно, закрепощению народа
