Князь Владимир и истоки русской церковной традиции. Этюды об эпохе принятия Русью христианства - [33]
Общей проблемой практически всех работ по истории усобицы Владимировичей является одинаковое отношение исследователей к критерию достоверности источников. Так или иначе, но каждый историк отмечал «недостоверность» каждого из источников, пытаясь при создании общей картины событий найти некую «золотую середину». Так как все историки демонстрируют разную степень доверия к источникам, то и «золотая середина» у всех оказывалась различной. Более того, нужно отметить, что отношение к сагам или житиям как историческим источникам не только не стремится к единообразию, но противоположные высказывания по этому вопросу можно обнаружить даже у одних и тех же авторов. Например, Е. А. Мельникова отрицает какую бы то ни было историческую подоплеку в Саге об Эймунде, но она же сама высказывалась в пользу доверия исторической информации саги[338]. Т. Н. Джаксон говорит о «синтезе правды и вымысла»[339]. Различную степень доверия Саге об Эймунде и древнерусским сказаниям о Борисе и Глебе выказывали и приведенные выше авторы. Следовательно, совсем игнорировать сведения, извлекаемые из Саги об Эймунде, нельзя[340].
С другой стороны, изучение борисоглебской проблематики методологически зашло в тупик, поскольку невозможно привести «к общему знаменателю» все имеющиеся сомнения и доказательства исторической достоверности источников. Поэтому выработка методологической базы является первоочередной задачей дальнейшего изучения событий смуты 1015–1018 годов.
Достоверность рассказа о Борисе и Глебе, помещенного в Повесть временных лет, может быть подвергнута сомнению из-за очевидной искусственности интегрирования его в корпус летописи. В самом деле, летописные статьи 6523–6527 годов неоднородны по своему содержанию. Начало статьи 6523 (1015) года посвящено смерти Владимира, после чего приводится первый в ряду последующих некролог усопшему князю. Затем следует отдельный пункт «О убиении Борисове», где рассказывается об убийстве и Бориса, и Глеба. Оставляя пока в стороне вопрос о содержании этого сказания, отметим, что оно настолько близко к житийным сказаниям о Борисе и Глебе, что может рассматриваться как составленное одновременно с ними житийное произведение[341].
Начиная со слов «Святополк же окаянный нача княжити в Киеве…» следует продолжение статьи о смерти Владимира, поскольку, во-первых, у летописца вновь появляются сведения из Новгорода, где княжит Ярослав; во-вторых, слова «Ярославу же не ведущю отъне смерти» являются прямым логическим продолжением слов «Умре же на Берестовемь и потаиша и, бе бо Святополкъ Кыеве»; в-третьих, нелогично дублируется сообщение о получении вестей от Предславы о происходящем в Киеве[342].
Св. благ. кн. Борис и Глеб.
Дальнейшее летописное повествование – под 6524 (1016) годом – является очевидным продолжением предыдущего рассказа. Поскольку автору летописи было нечем заполнить дату 6525 (1017), то в ней появилась довольно странная фраза, явно оторванная от либо выше, либо ниже приведенной статьи:
«Ярослав иде в киевъ, и погоре церкви». Если понимать ее в контексте Хроники Титмара, то скорее следовало бы связать ее со статьей под 6526 годом, поскольку Киев «пострадал… от сильного пожара» (Хроника VIII. 32), или, как это сделано выше, сопоставить с последствиями оставления Святополком Киева[343]. Повествование под 6526 (1018) годом продолжает историю противостояния Ярослава и Святополка, теперь уже с участием Болеслава Польского. Зато статья 6527 (1019) года является продолжением рассказа о Борисе и Глебе, что подтверждается не только житийным характером текста, но и тем, что параллель имеется в Сказании о Борисе и Глебе, причем концовка летописной статьи явно адаптирует житийный текст под летописное повествование[344].
Таким образом, можно наблюдать не только искусственность внедрения в летопись рассказа о Борисе и Глебе, которого не было в летописи до составления Повести временных лет, но и то, что сами события смуты 1015–1019 годов не связывались изначально с мучением младших сыновей Владимира. Это подтверждается тем, что все прочие источники о смуте – немецкая Хроника Титмара и польская хроника Галла Анонима в рассказе о смуте 1015–1018 годов – не упоминают о Борисе и Глебе. Более того, даже автор Чтения о Борисе и Глебе не поставил убийство
