Д. Н. Замятин
Феномен паломничества: географические образы и экзистенциальное пространство
Феномен паломничества исследуется в рамках многих научных дисциплин и направлений — религиоведения, культурологии, истории, психологии, востоковедения, философии, филологии, гуманитарной географии[1]. В сфере гуманитарной географии этот предмет представляет особенный исследовательский интерес для имажинальной (образной) географии и мифогеографии[2]. Мы попытаемся очертить примерные границы и кратко сформулировать основные содержательные положения образно-географического дискурса в изучении феномена паломничества.
С формальной точки зрения паломничество — один из видов путешествия, связанного со специфической религиозной атрибутикой и определенной конфессиональной и мифической телеологией. Однако всякий исследователь паломничеств в различных религиозных традициях сталкивается с тем, что сакральная география и сакральная (символическая) топография паломника часто не имеют практически ничего общего с доминирующими на данный момент традиционными пространственными (географическими) представлениями или же они существуют автономно, параллельно действующим топографическим описаниям и итинерариям. Такая ситуация существовала даже в Средние века в Европе, когда, казалось бы, библейская география, наложенная на порой сильно искаженные античные географические представления, была зачастую прямым топографическим руководством к действию в паломничествах к святым местам христианства.
Процессы десакрализации и профанизации традиционных культурных ландшафтов, нараставшие в течение всего Нового и Новейшего времени (начиная с XVII века) и связанные частично с бурным развитием науки и научных представлений о мире[3], не привели, тем не менее, к закату паломничества как важных компонентов религиозных ритуалов и традиций. По всей видимости, паломничества, сохранив свои чисто религиозные функции, постепенно стали серьезным способом формирования и конструирования экзистенциальных пространств как таковых — пространств, имеющих корни в обычных сциентистских / светских представлениях, но анаформированных в глубоко личностных или групповых интересах и смыслах. Существенно подчеркнуть при этом, что сакральные и культовые места, почитаемые в различных религиях и имеющие, как правило, два типа пространственных координат (географических положений) — традиционный, общепринятый и сакральный, принятый в определенной религии[4],— стали восприниматься со временем как многомерные, многозначные географические образы, описание и структурирование которых возможно с различных когнитивных позиций — религиозных адептов, независимых научных исследователей, обычных профанных наблюдателей, религиозных противников (последователей иной конфронтирующей религии).
Суть и сам ход паломничества, его маршрут в рамках обычных и сакральных координат рассматриваются в сферах имажинальной географии как необычное путешествие, как путешествие, выходящее за пределы обычного или преобладающего образа его понимания, — как путешествие, пересматривающее и трансформирующее по ходу сами образы пространства, в которых и которыми движется паломник[5]. Иначе говоря, сакральное место, к которому путешествует паломник в обычных географических координатах, требует для его истинного / сакрального достижения / постижения построения по ходу паломничества соответствующего экзистенциального пространства, соответствующих сакрально-географических образов — без них простое физическое прибытие в определенную топографическую точку, символизирующую сакральное место, означает явную неудачу паломничества, его религиозную несостоятельность для неудавшегося паломника. Экзистенциальная энергетика определенного паломничества в имажинально-географическом дискурсе есть устойчивое порождение специфических географических образов, впитывающих и одновременно репрезентирующих базовые ценности и догматы данной религии.
Суть всякого экзистенциального пространства заключается в формировании взаимосвязанных образов, позволяющих создавать долговременные и устойчивые жизненные стратегии — личные или групповые. Наряду с этим, экзистенциальное пространство способствует расширению образных возможностей какой-либо личности, социокультурной группы или сообщества. В самом понятии и образе экзистенциального пространства заложен потенциал саморазвития[6]; в ходе такого саморазвития экзистенциальное пространство может структурироваться с помощью своего рода «реперных точек» — образных локусов, часть которых, несомненно, может носить сакральный характер.
Географическое пространство по своему происхождению гетерогенно: понимаемое образно, оно содержит и поддерживает собственные экзистенциальные проекции — прежде всего, в форме сакральных мест, мест паломничества, различных локусов, обладающих той или иной аксиологической ценностью или же аксиологической оценкой. Исходя из этого, выделяется особый тип или класс географических образов — экзистенциально-географические. Под экзистенциально-географическими образами здесь понимается система взаимосвязанных знаков, символов, архетипов, стереотипов, характеризующих определенную территорию с точки зрения жизненных смыслов и жизненных стратегий, возможных для их репрезентаций, интерпретаций и практических реализаций.
