Одна за одной мелькают: Розалинда — она заражается полиомиелитом и не хочет меня видеть, ведь теперь она инвалид на всю жизнь; Норма — её убивает отец, так как она чёрная, а я белый, и ему поперёк сердца, что она скорее станет женой-домохозяйкой для белого парня, чем самой первой из всех негритянок мира сделается специалистом по пересадке сердца; Шармэйн — она учится в строительном институте на архитектора и сходит по мне с ума, но во время летней практики на неё со строительных лесов падает шлакоблок; Олив — она стюардесса и прекрасно со мной ладит, несмотря на все наши политические разногласия, пока её перелёт в Тусон не завершается слишком низким заходом на посадку, после чего Федеральное управление аэронавтики присылает мне то, что от неё осталось, в безупречной имитации вазы династии Сун; а затем Фернанда, Эрвина и Коринна — каждую губит роковая связь с женатым мужчиной; и наконец я встречаю Терезу — или просто Терри, как она предпочитает, — встречаю на ипподроме, где нам обоим по душе одна и та же лошадь, годный двухлеток по кличке Львиный Восход: у окошка мы оказываемся одновременно, я слышу, на кого ставит Терри, и спрашиваю, кто она по Зодиаку, она отвечает, что Дева, а я говорю, что я тоже Дева, спрашиваю про её восходящий знак, и она, конечно, говорит, что Лев, а я говорю: у меня тоже, — и вот уж у нас одно свидание за другим, она дарит мне ID-браслет из чистого серебра с моим именем на одной стороне и надписью «С любовью от Терри» на другой, а я дарю ей шикарные длинные бусы из неподдельно-искусственного жемчуга, и мы назначаем дату, объявляем о бредущей свадьбе, что бы это ни значило, и я знакомлюсь с её семьёй, а она с моей не может, ведь я своих не видел уже лет двадцать, и всё идёт просто шикарно, но в поисках столового серебра фирмы «Горэм» с зодиакальным узором — простеньким, но со смыслом, — её тянет в Беверли-Хиллз, где она падает в открытый канализационный люк и ломает в одиннадцати местах позвоночник, обе руки, шею...
Моя милая в коме, девять месяцев под заботой машины, её отец пролезает к ней ночью на четвереньках, зубами выдирает вилку из розетки, и Терри получает давно заслуженный покой.
Это всё. В общих чертах. И вот он я, в полном отчаянии, внутри раздрай, голова идёт кругом, в мыслях одурь и вялость, тоска, упадок сил, не вздохнуть от горя и скорби, опять стою понуро босиком на дороге жизни. Скажи мне что-нибудь.
И смотрит на меня.
Я в ответ смотрю на него.
— Хмммммм, — фыркает он. — Сочувствия от тебя не дождёшься.
Он уходит, на углу улиц пересекает Ла Брея, сворачивает на Мелроуз — и нет его.
Я всё ещё сижу и пялюсь на покинутое им место, когда, обслужив сутенёра и его сотрудниц, возвращается Майкл. Три минуты прошло — три минуты, не больше.
— О чём это вы тут? — спрашивает Майкл.
С трудом переключаюсь на него.
— С другой стороны, — говорю, — есть такие сволочи, которые к женщинам нисколько не добры.
Майкл удовлетворённо кивает и подаёт мне хот-дог. С чуточкой горчицы, приятно лишённой пикантности.