Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [78]
А вот «новая историческая общность – советский народ», как формулировали партийные документы, была-таки за длинные годы сформирована. Существовала. Ее реликтовое излучение наше общество еще долго будет испытывать. И в этой общности было очень много хорошего.
В советских вузах в качестве философии преподавали диамат и истмат – диалектический материализм и исторический материализм. Диамат (в отличие от истмата!) относился к моим любимейшим предметам; чтобы глубже постигнуть три знаменитых закона диалектики, я даже вгрызалась в гегелевскую «Науку логики». Вспомнила же об этом потому, что как только собралась структурировать и перечислять все плюсы, все «положительные черты» советского человека (которым, по существу, я и являюсь), так сразу же оказалось: эти плюсы разрушались и перерождались на глазах, подтверждая тем самым все основные диалектические закономерности – отрицание отрицания, переход количества в качество, единство и борьбу противоположностей.
Искренняя вера в свою страну и привязанность к ее прошлому по мере взросления каждого думающего человека подвергались все большим испытаниям: да, великая страна, но сколько крови и лжи. Мессианская уверенность в особом историческом пути народа, который «первым строит светлое будущее человечества», крошилась и рассыпалась после сопоставления с жизнью «загнивающего капитализма»; кроме всего прочего, это сопоставление больно ударяло по нашему достоинству и гордости. Да, деньги для многих советских людей были не целью, а средством. Но, господи, как их порой не хватало, и сколько обходных путей приходилось изобретать для удовлетворения весьма скромных потребностей. Вообще неестественно и ненормально не понимать истинную цену и предназначение денег… Несомненный интернационализм – и рядом с ним скрываемый, но тайно поощряемый властями антисемитизм; а при близком знакомстве с республиками Союза – масса неприятных открытий об истинном отношении к «русским оккупантам». Эти открытия порождали обиду, озлобление, растили больной национализм. Даже такая вроде бы чистая и не подлежащая девальвации вещь, как любовь к собственной профессии, теряла почву под ногами при виде «серых» социальных лифтов, в которые вскакивали и рвались наверх в основном карьерные члены КПСС и всевозможные «блатные». Жажда культуры – несомненная, но как только удовлетворение этой жажды выходило за назначенные сверху рамки, приходилось с опаской оглядываться по сторонам, а иногда идти на прямое нарушение навязанных установлений.
Одна из любимых песен моей юности начиналась так:
Однако счастливое чувство патриотизма со временем сменялось горькими раздумьями: что, если мы не дети своей страны, а пасынки? Впрочем, так далеко в своих мыслях заходили немногие.
Оглядываясь назад и вдумываясь в прошлое, свое и своих друзей, прихожу к выводу, что главным в нас была вера в существование идеалов, вера в их необходимость для нормальной жизни, вера в то, что их достижение дает цель и оправдание каждому конкретному существованию. Идеалы были разными, но они были! И были светлыми. Трудно подобрать эпитет… Они были нравственными! И самое печальное, что эта вера на глазах исчезает.
Может быть, здесь таятся корни нашего коллективизма, наших дружеских связей, потребности собраться вместе – за одним столом, вокруг одного костра или мангала, рядом с появившейся детской колыбелькой, первого сентября и в Новый год, после очередной конференции или заседания кафедры. И, конечно, песни! У каждой компании они были свои, но практически все мы без исключения обожали песни советские:
И так без конца. Звучали также старые романсы «Живет моя отрада…», «Ехали на тройке с бубенцами…», «Зачем ты, безумная, губишь…», «Гори, гори, моя звезда…», «Листья желтые медленно падают…» Это вам не попса, это можно спеть с друзьями за столом. И почти все посиделки сопровождались чтением стихов – своих и чужих. Кстати, дарили мы друг другу, как правило, книги. Например, всякий раз, когда взгляд останавливается на пестрых суперобложках фолкнеровского девятитомника, вспоминаю свой 50-летний юбилей, увы! – уже более чем двадцатилетней давности: именно тогда мне сделали этот подарок кафедральные друзья.
А вот 70-летие в 2018-м праздновать не захотелось. Не та атмосфера…
Возвращаясь к перелому исторического пути России, последовавшему после августа, повторю свое убежденное: без пропитанных гласностью 1980-х не было бы 1991-го! Это, пожалуй, второе за мою сознательную жизнь (после хрущевской оттепели) зримое воздействие слова – художественного и публицистического – на жизнь огромной страны.
Позволю себе несколько пунктирных записей о последующем.
Реформы Гайдара – как только их не клянут, какой только грязью не поливают! Однако лишь благодаря им да баснословным ценам на нефть стало возможным пресловутое благополучие 2000-х. К Гайдару же у меня было и осталось уважительное и теплое отношение. Что до членов его команды – не знаю, но сам он был личностью крупной, настоящей и нравственной. Посреди жуткого хаоса и неразберихи («Гибель империи» – так именуются его воспоминания) он избавил страну от дефицита: нынешним поколениям никогда не постичь бездну унижения и отчаяния, которая крылась за этим понятием. Повседневность стала обретать не фантасмагорические, а нормальные очертания. Прошла всеобщая приватизация квартир; попросту говоря, почти каждая семья бесплатно получила не очень большой, но ощутимый кусок настоящей собственности. Затея с ваучерами провалилась; сбережения сгорели (в том числе и у нашей семьи – с тех пор я навсегда утратила способность откладывать деньги «на потом»; к счастью, способность эта естественно сформировалась у сына, выросшего уже в другой, по сути, стране). Но кто обещал, что будет легко? Стало можно ездить куда хочешь, покупать что хочешь, читать и слушать что хочешь (а не что дадут или разрешат), заниматься тем, к чему душа лежит (в законных пределах, разумеется). Другое дело, что подавляющее большинство этого не только не могло, но и не хотело… Однако отойду от социологии: не моя епархия, да и не терплю дилетантства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.