Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - [77]

Шрифт
Интервал

Поразительно, что в 1990-е отношение к Сахарову было общим практически у всех. Помню, как на вопрос к печнику, перекладывавшему мне печку на даче (интереснейшему мужику, прошедшему и лагеря, и нужду, и беспробудное пьянство), о том, кому из представителей нынешних властей он доверяет, последовал ответ: Сахарову. Только ему!


В те времена был безумно популярен и Ельцин (нынешним правителям такие любовь и доверие не привидятся в самом блаженном сне). И харизма у Бориса Николаевича была несомненной – той самой, которую разумом не объяснишь. Для многих этой харизмы хватило до 31 декабря 1999 года, дня его добровольного ухода с должности президента; каюсь, в том числе и для меня. А впрочем, почему «каюсь»? Я счастлива, что в нашей жизни он был. Была его решительность, его публичный выход из еще всесильной КПСС, был его танк в августе 1991-го, были его слова о трех погибших в те дни мальчиках – «Простите меня, своего президента», был его выбор Гайдара в качестве премьера. Но об этом позже.


В октябре 1990-го нашему городу было возвращено его исконное наименование – Нижний Новгород. Вакханалия возвеличивания Горького, разразившаяся после его окончательного возвращения в СССР, была совершенно безумной; в новоокрещенном Горьком появились и улица Горького, и Педагогический институт имени Горького, и Драматический театр имени Горького, и Горьковский автомобильный завод, и Горьковская железная дорога… (Из последних пяти сменил имя только наш Педуниверситет: ныне он имени Минина.) Казалось бы, что, кроме вздоха облегчения, могла вызвать инициатива молодого губернатора Бориса Немцова и группы его сторонников по обратному переименованию, поддержанная к тому же на общегородском референдуме? Нет, даже на филологическом факультете Горьковского университета кипели противоборствующие страсти, причем фанатами Горького (города и писателя) оказывались, кроме ортодоксов, и совсем молодые сотрудники: «Я родился и вырос в Горьком и не хочу ничего другого! А Алексей Максимович – слава страны!»

Культ Горького был мне чужд с подросткового возраста. Я никогда не принадлежала к пылким поклонникам его текстов: автобиографическая трилогия, за исключением страшного и горько-поэтического «Детства», написана очень неровно; романтические рассказы раннего периода казались чрезмерно «красивыми» («Старуха Изергиль»); над «Делом Артамоновых» я откровенно зевала. Поразили меня вновь опубликованные в годы гласности «Несвоевременные мысли»; они заставили вернуться ко многим страницам «Клима Самгина», к некоторым рассказам (например, «Карамора» – какой жуткий подтекст у истории внутреннего распада личности провокатора!), а главное – они подтолкнули к анализу загадочного и неоднозначного масштаба горьковской фигуры. Сейчас Горький для меня не столько писатель (весьма средний, хотя «Литературные портреты» остались любимейшим чтением), сколько интереснейший персонаж нашей культуры и общественной жизни, тайну которого еще предстоит разгадывать следующим поколениям.


Нельзя не сказать о невероятном телевидении 1990-х, немыслимом для сегодняшних телепотребителей. Программой «Взгляд», выходившей по пятницам, измеряли время: «Ты когда у Ленки-то был?» – «Дай вспомнить… После “Взгляда”; значит, в субботу». А отчаянный Невзоров и его «600 секунд»? Владимир Молчанов – «До и после полуночи»? Во время его передач я вскакивала с дивана и щипала себя, чтобы не заснуть – досмотреть и дослушать.


В августе 1991-го мы, как обычно, проводили отпуск с сыном на даче. Копаюсь в саду, и вдруг окликает сосед: «Наталья, вроде переворот. Горбачева изолировали, какой-то комитет у власти…»

День был ярко-солнечный, но вокруг внезапно все потемнело. Мне показалось даже, что небо стало медленно опускаться, мешая дышать. Первым осознанным ощущением было крушение надежд и неожиданно трезвая мысль: на моем веку такое больше не вернется.

Как окажется к концу второй десятилетки нового даже не века – тысячелетия, «такое» действительно не вернулось. А тогда – эти три дня у плохо работающих за городом телевизоров, общее ликование от победы Ельцина (а победа неразрывно связывалась с его именем), подлинное и чистое счастье от поражения «хунты» с трясущимися похмельными руками. Приведу ремейк советской песни, очень популярный в те дни:

Мчались танки, все с пути сметая,
Смерть несла их черная броня.
Но стена не дрогнула живая
Под напором стали и огня.
И тогда, подав народу руку,
Русский флаг воздвигли над броней
Три танкиста, три веселых друга,
Экипаж машины боевой.

Думайте обо мне что хотите, но пишу это с подступающими слезами. «Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя…»

Сейчас принято, вслед за нынешним президентом, именовать исчезновение СССР «крупнейшей геополитической катастрофой XX века». Но тогда так не думал никто! Ни ГКЧП, ни КПСС, ни СССР не вышел защищать ни один человек. Империя отжила и пережила свое время, ее продолжения не хотел никто. Было именно так, а не иначе. Возможно, это и свидетельствует о народной мудрости.


А жалость – что ж, жалость придет потом.

Придет ощущение, что мы были участниками небывалого эксперимента, жителями небывалой страны. Мне никогда и в голову не приходило зачеркивать и отрицать что бы то ни было в нашей трагической, кровавой и славной истории. СССР закончился поражением, но почетным, бескровным поражением. Ну не жилец он был, наш Союз! Не получилось…


Рекомендуем почитать
Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.