Книга воспоминаний о Пушкине - [52]
Потом поэт наш жил на Ришельевской улице, на углу её с Дерибасовскою, в верхнем этаже дома, принадлежавшего сперва барону Рено,[357] а потом его дочери княгине Кантакузеной. Окна дома выходят на обе улицы, и угольный балкон принадлежал поэту, который налево с него мог видеть и море. Почти в глазах у него был театр — тогда тот же, что и ныне — и одноэтажный дом, в котором лет за 8 до того жил герцог Ришелье[358] (теперь здание Ришельевской гостиницы). Далее к театру, на другом углу того же квартала, и против дома Ришелье, помещалось казино, о котором упоминает он в Онегине, при описании Одессы, и в котором сиживал он иногда в своем кишинёвском архалухе и феске.
Наряд этот Пушкин оставил в Одессе. Здесь на улицах показывался он в чёрном сюртуке и в фуражке или чёрной шляпе, но с тою же железной палицей[359]. Сюртук его постоянно был застёгнут и из-за галстуха не было видно воротничков рубашки. Волоса у него и здесь были острижены под гребешок или даже обриты[360]. Говорят ещё, что на руке носил он большое золотое кольцо с гербовой печатью.
В то время, при графе Воронцове, служили многие молодые люди, достигшие в последствии важных государственных должностей. Пушкин особенно близок был с Алекс. Ирак. Левшиным[361]; с Александром Ник. Раевским[362], который жил тогда в Одессе, и имел на нашего поэта какое-то господствующее влияние; с братом его Николаем[363], который приезжал иногда в Одессу; с Туманским[364], поэтом, о котором упоминается при описании Одессы, и с некоторыми другими молодыми людьми.
Достоверно, что Пушкин знаком был ещё в Одессе с каким-то англичанином[365], которого в письмах своих называл «единственным умным атеем, какого он встречал», называя при этом случае атеизм «системой, не столь утешительной, как обыкновенно думают». Вообще Пушкин в это время, если и был иррелигиозен, то только на словах. Демон и многие другие стихотворения показывают, что в душе его таилась глубокая, благотворная теплота, источник самого искреннего верования. Пушкин в глубине сердца, был одно, а другое был он в свете, в кругу молодёжи, с которою желал делить все заблуждения молодости.
В Одессе так же, как и в Кишинёве, Пушкин по утрам читал, имея здесь порядочный запас для этого в бывшей французской книжной лавке Рубо; писал, стрелял в цель, гулял по улицам. Обедывал он то у Дмитраки[366], в греческой ресторации, то на Итальянской улице, в Hôtel du Nord, вместе с польскими, из соседних Киевской и Подольской губерний, помещиками, которые, как сказывали нам, умели приласкать его к себе, хотя по словам людей, в то время близких к нему, он не любил польского языка. С товарищами своими Пушкин обедал, по большей части, у Отона[367], которого ресторация помещалась в маленьком доме, на Дерибасовской улице, где потом уже в большом двухэтажном доме был модный магазин m-me Стод, а теперь m-me Помазини. Довольно часто обедал Пушкин и у графа, которого стол открыт был постоянно для всех служивших при нём. Тогда граф не имел ещё собственного дома в Одессе и лучшая часть города, где теперь бульвар, не существовала. На место это вывозили мусор и навоз. Граф жил тогда на Херсонской улице, в доме Фундуклея, где помещался потом (до 1833 года) Институт благородных девиц. Канцелярия же генерал-губернатора, которую тогда и долго потом, обыкновенно называли «графской» и куда Пушкин хаживал получать своё петербургское жалованье, помещалась на той же улице, ближе к больнице, в доме Ромаре[368].
Очевидцы сказывали нам, что иногда, в после-обеденное время, а иногда и в лунные ночи, Пушкин езжал за город, в двух верстах от него на дачу, бывшую Рено[369], где открывается весь полукруг морского горизонта, и где летом 1828 г. е. и. в. государыня императрица Александра Феодоровна изволила иметь своё пребывание. При Пушкине на даче этой не было ни больших построек, ни роскошных беседок с мраморными статуями и обелисками, которые расставлены были в них впоследствии. Тогда это было дико-поэтическое место уединения, в котором наш поэт, конечно, бродил над морем, и, внемля говору его валов предавался своим заветным мечтам. Можно думать, что стихотворение «К морю»
было написано в этом уединении. Поэт прощался в нём с стихией, которая подарила его многими, столь прекрасными думами[370].
Старик-извозчик, по прозванию Береза, который долго был при здешнем клубе и по ночам отвозил запоздалых гостей домой, рассказывал, нам что как-то Пушкин не заплатил ему за одну из подобных поездок, на «хутор» Рено. На другой день явился он к «графскому чиновнику» и требует денег. Пушкин брился в это время. Увидя дерзкого извозчика у себя в комнате, он бросился на него с бритвою в руках. Бедняк едва успел спастись. Деньги, разумеется, были отданы потом; но этим случаем, как и другими, Пушкин вселил к себе, так называемый «респект» в простом народе.
Вечера свои в Одессе Пушкин проводил, по большей части в обществе. В то время у графа бывали танцовальные вечера по два раза в неделю. Наш поэт был непременным их посетителем. Тут внимание его обращала на себя m-elle Бларамберг
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.