Книга воспоминаний о Пушкине - [50]
*[300]) В 1820 г. и — как по всей вероятности предположить можно — весною этого года Пушкин, определённый на службу в Кишинёве, оставил Петербург[301]. Неизвестно, что побудило его ехать на место своего нового назначения через Екатеринослав, тем более, что дорога и из Псковской губернии и из Москвы в Бессарабию лежит не на этот город[302]. Из статьи, написанной покойным братом поэта, Львом Сергеевичем[303], знаем мы однако, что в Екатеринославе генерал Раевский нашёл Пушкина в сильной горячке, и повёз с собою на кавказские воды. С Кавказа вместе с семейством генерала, поехал он по Кубани и чрез Тамань в Крым. Тут, конечно, мог он быть и в Керчи, видеть Митридатову гору[304] и познакомиться с Броневским[305]. С Тамани Пушкин поехал морем на южный берег Крыма, и прожил тут три недели в Юрзуфе, в доме генерала Раевского[306]. Из Юрзуфа Пушкин, по всей вероятности, ездил в Бахчисарай, потому что в то время кроме этого города ничего не было любопытного в Крыму[307]; а красотами природы мог он довольно налюбоваться, живя вблизи от Аю-Дага, у подошвы Яйлы, в виду Чатырдага и на самом берегу моря. По крайней мере, кажется, в жизни поэта не было другого случая, когда бы мог он видеть древнюю столицу крымских ханов[308]. Стихотворение же «Фонтану Бахчисарайского дворца» относится к 1820 г.[309]. По многим стихам в этом стихотворении видно, что оно написано на самом месте фонтана[310]. Каким путём Пушкин отправился с южного берега в Кишинёв, — не знаем[311].
А. С. Пушкин был назначен, в звании чиновника министерства иностранных дел, и в чине коллежского секретаря, состоять при исправлявшем должность полномочного наместника Бессарабской области генерал-лейтенанте Иване Николаевиче Инзове[312]. В Кишинёв Пушкин прибыл в половине сентября 1820 г., вероятно около 20 числа этого месяца. По крайней мере письмо его к брату от 24 сент. того же года, содержащее в себе как бы отчёт в поездке его из Петербурга и в пребывании на водах и у Раевского, обличает скорость своего отправления по приезде на место постоянного жительства.
Приехав в Кишинёв, Пушкин остановился в небольшой горенке в гостинице русского переселенца, Ивана Николаева[313]. Кажется, вскоре после того он переехал в дом Инзова. На дом этот до сих пор ещё все в Кишинёве указывают, как на постоянное место жительства Пушкина в этом городе. Этот большой, двух-этажный дом, со службами, построен на краю города, на возвышении, господствующем над окрестностью, и в то время окружён был садом и виноградником. Тут же находился и канареечный и других птиц завод, составлявший предмет особенного любопытства жителей. Сам Инзов, никогда не быв женат, любил садоводство и ботанику, а к Пушкину привязался, как к сыну. Теперь дом, жилище Инзова, приходит в развалины, а от сада и виноградника осталось два—три дерева, да несколько кустов[314].
Тогдашний Кишинёв не похож был на нынешний. Весь он заключался в теперешнем, так называемом, Старом городе, который тогда был ещё более грязен, и ныне следы своего прежнего азиатского характера сохранил только в кривых улицах. От пушкинского времени остался ещё ряд низких лавок с тяжёлыми колоннами и сводами. Эти лавки на столь же искривлённой как и другие, но некогда самой большой и многолюдной, улице. На ней часто видали нашего поэта с длинными волосами, в фуражке, или с коротко остриженными, в красной феске[315], с железной палицей в руке, иногда даже, так как он с Кишинёвым не церемонился, в пёстром архалуке. Это последнее свидетельствуют многие. Нового города с его прямыми улицами, прекрасными, белыми домами, садом и бульваром, тогда почти не было ещё. В нём построены были только митрополия и дома вице-губернатора Крупенского[316] и члена Верховного Правления Варфоломея[317].
Инзов ласкал Пушкина, и когда запрещал ему итти в какое-нибудь общество или собрание, поэт сердился, не шёл к обеду, сказывался больным. Дом Инзова служил и местом ареста. Так наприм., за известную пощёчину, данную мужу одной дамы, которая назвала поэта трусом>19[318], должен он был, по словам П. С. П.[319], просидеть две недели. Аресты и запрещения являться куда-либо, а вследствие их и неявки к столу случались однако редко. Пушкин, как мы сказали, жил у Инзова, обедал, по большей части у него же и проводил время по произволу. У себя читал, писал и часто стрелял восковыми пулями в цель из пистолета. Вечера проводил он в обществах, танцовал, влюблялся, играл в карты.
Тогдашнее кишинёвское общество разделялось на два отдела, связанные между собою общими условиями образованности, — отделы русский и молдавский[320]. Это было общество военных и гражданских чиновников, состоявших по службе при генералах И. Н. Инзове и Михаиле Фёд. Орлове[321], командовавшем дивизиею, штаб которой находился в Кишинёве, и потом общество туземных бояр и помещиков. Мих. Фёд. Орлов в 1821 году женился на дочери генерала Раевского, в Киеве, и в том же году воротился в Кишинёв вместе с супругою. В русском обществе были Фёд. Фёд. Орлов[322], брат Мих. Фёд.; П. С. Пущин, бригадный генерал; братья А. Л. и В. Л. Давыдовы
Об авторе: 1929 года рождения, наполовину негр, наполовину индеец сиксика (черноногие), Куртис Найт до 8-ми летнего возраста жил в индейской резервации. Очень рано его вдохновила к сочинению песен его мать, она писала не только отличные стихи, но и хорошие песни и музыку. После окончания школы он переехал в Калифорнию, там было несравненно больше возможностей для расширения музыкального кругозора. Затем автобус, проделав путь в три тысячи миль, привёз его в Нью-Йорк, где он встретил одного агента, занимающегося подбором групп для созданных им целой сети клубов на Восточном Побережье.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.