Книга воспоминаний о Пушкине - [49]

При этих показаниях ваших и ваш хладнокровный следователь не выдержал, оставив без внимания всю несообразность ваших показаний, относящихся до примерноблагородного С[таров]а и достойного правителя края Инзова, прямо обратился к вам с замечанием: «а мне кажется, напротив, говорит он, вы мало знали Пушкина, или по крайней мере, не настолько, насколько могли и насколько следовало».

Нам же, Карл Иванович, не то что кажется, но мы уверены, что вы совсем не знали ни А. С. Пушкина, ни И. Н. Инзова, ни С. Н. С[таро]ва.

Заметив, что вы не настолько знали Пушкина, сколько следовало, ваш следователь прибавляет как бы иронически: «Ну раскажите-ка ещё что нибудь». — «Что же ещё, спрашиваете вы — разве то, что Пушкин пил вино как воду и вино не действовало на него; бывало, только повеселеет немножко, а уж потешит тогда честную компанию».

На эти показания, Карл Иванович, нам ничего не остаётся сказать более, как то, что вы поразительно верны себе: все ваши слова, с первого до последнего, одного чекана и одной ценности. Что например, значит: Пушкин пил вино как воду, когда это неправда; да и к чему подобные заметки? при этом ни вы не рассказываете, ни ваш следователь г. К. С. не находит нужным спросить вас, в чём же заключались самые потехи, как потешал Пушкин какую-то честную компанию; следователь обращается к вам с новым вопросом: «да что же ещё любил Пушкин»? На каковой вопрос вы снова не затрудняетесь ответом и отвечаете с первоначальною решимостью: «при мне две вещи, говорите вы, свою Калипсу, перед которой он делался тих и скромен, как ребёнок, и бильярд, к которому пристрастился до нельзя, а играл хуже не знаю кого».

Что касается до отношений Пушкина к названной вами Калипсе, то это показание ваше, по всем вероятиям, должно быть справедливо, как согласное с настроением души нашего поэта. Но и при этом мы не можем не удивляться, как вам пришло на мысль соединять или, точнее, смешивать в одно принадлежащее к области жизни сердца с принадлежностью весьма обыкновенных развлечений светского быта! К тому же, говоря о бильярдной игре, мы не можем согласиться с вами, что Пушкин пристрастился к ней до нельзя, и играл, как вы говорите, хуже не знаю кого. При этом находим кстати спросить вас: не памятна ли вам, Карл Иванович, одна билия, сделанная Пушкиным с руки? О ней тогда много говорили; и мы когда-нибудь расскажем со всею подробностью, как равно и о его железной палке,[298] которою Пушкин владел с ловкостью, достойною известного в своё время фехтовальщика Мортье[299]. Ну, да об этом когда-нибудь да скажется, а в настоящую минуту следует нам покончить с вами. И так, на последний вопрос, сделанный вам следователем: «Да не помните ли вы ещё чего-нибудь?» — вы отвечали: «Ну уж, батюшка, отстаньте от меня; стар стал, ничего не помню; да и где же всё помнить».

Этими многозначительными словами кончаете вы, Карл Иванович, все ваши сказания о Пушкине, Инзове и С[таро]ве. При этом нам остаётся одно только сожаление, что вы не начали тем, чем кончили, т.-е., что вы с первого же слова не сказали следователю: стар стал, ничего не помню. Тогда бы не было и статьи под названием: Ещё о Пушкине, не приносящей чести ни вам, ни г-ну К. С., ни журналу, и не было бы нашего обличительного отзыва, в верности которого ручаемся нашею подписью; сверх того, как мы обещали, скрепляем наши замечания удостоверением, также современников Пушкина, во время его пребывания в Кишинёве: А. Ф. Вельтмана и Алексея Павловича Полторацкого.

Нам кажется, что редакция «Общезанимательного Вестника» поступит добросовестно и не без пользы для издания, если в первых же нумерах своих поместит объявление, что просит читателей принять статью под названием: Ещё о Пушкине, составленную г-м К. С. со слов К. И. П… как совершенно ошибочную и не заслуживающую никакого доверия. Нет сомнения, что подобное сознание должно и может иметь место не только в лёгких журнальных статьях, но и в статьях высшей важности.

Да простит нам редакция откровенность нашу.

Владимир Горчаков.

Декабря 28-го 1857 года. С.-Петербург.

12. К. П. Зеленецкий. «Сведения о пребывании А. С. Пушкина в Кишинёве и Одессе».

Константин Петрович Зеленецкий (1812—1858), по окончании Ришельевского лицея был командирован в Московский университет, где в 1837 г. получил степень магистра словесных наук. С этого же года он начал преподавать русскую словесность в Ришельевском лицее, где прослужил профессором до своей смерти. Автор ряда трудов по истории и теории литературы, Зеленецкий, как учёный, не представляет собою крупной величины.

Статьи его о Пушкине в Кишинёве и Одессе («Москвитянин» 1854, т. III, № 9, май, кн. I, отд. V, стр. 1—16), во многом основанные на показаниях лиц, знавших поэта, и на архивных документах, имеют значение первоисточника и в качестве такового заслуживают внимания.

Кроме двух перепечатываемых в настоящем сборнике статей К. П. Зеленецкому принадлежат ещё работы о Пушкине: «О художественно-национальном значении произведений Пушкина», Одесса, 1854 г.; «Ризнич и Пушкин», Одесский Вестник 1856 г. — перепечатана в Русском Вестнике 1856 г., № 11 (июнь), стр. 203—209 и затем в книге Яковлева «Отзывы о Пушкине с юга России», Одесса, 1887 г., стр. 137—148; «Из записной книжки» в кн. «А. С. Пушкин». «Новонайденные его сочинения». II, М., 1885, стр. 95—96 и «Заметка о Пушкине и Мицкевиче» в Одесском Вестнике 1858 г., № 17.