Книга попугая - [94]
„Какое сердце не стремится послушать пение, — молвила дикая коза, — какая душа не жаждет музыки! Но только кто может внимать твоему голосу? Кто может слушать твое пение? Ты свой рев называешь пением, своему крику даешь название мелодии, но если ты заревешь и начнешь петь, от этого пенья с тобой случится то же самое, что случилось с торговцем хворостом от его танцев“. — „А что с ним было?“ — спросил осел.
„Говорят, — ответила коза, — что однажды торговец хворостом отправился из города за хворостом в степь. Случайно в этот день в степи как раз сидели четыре пери[175], поставив перед собой волшебный кувшин. Все, что им было нужно, и серебро и золото, и пищу и яства, и напитки и благовония они сложили в этот кувшин, принесли его с собой, ели и веселились. Пригласили они и торговца хворостом, сделали его своим сотрапезником. Пробыл он там несколько дней, позабыв жену и детей.
Через несколько дней он наконец пришел в себя и сказал пери: „Я — торговец хворостом, и если я не принесу хвороста, то печь моя не нагреется и жена и дети не смогут накормиться. Я уже много дней веселюсь здесь, а что-то теперь с моей семьей! Если вы разрешите, я возвращусь домой и позабочусь о них“. — „Прекрасно, — сказала пери, — если ты что-нибудь хочешь от нас, попроси, мы исполним твое желание, отпустим тебя, и дадим тебе все, что ты хочешь, и пошлем тебя домой“. Торговец хворостом спросил: „Если я попрошу у вас что-нибудь, вы исполните мое желание?“ — „Да“, — ответила пери. „Ну так вот, я хотел бы тот кувшин, который стоит перед вами“. — „Бери его, нам этого кувшина не жалко. Мы в один час можем сделать сто таких кувшинов. Но только посуда эта очень хрупкая, и ты не сможешь ее уберечь. При малейшем толчке она разобьется, и починить ее уже будет невозможно“. — „Я буду беречь его“, — сказал торговец.
Пери дали ему кувшин, и торговец понес его домой. Через несколько дней получил он от обилия этого кувшина все, что ему было нужно, раздобыл все, что требуется для спокойной жизни. Он набрал столько благ мирских, что дом его наполнился золотом, накопил столько богатств мирских, что в его доме не оставалось свободного места. Торговец хворостом был человеком легкомысленным — деньги приходили и через пару дней сразу же и уходили».
Нахшаби, берегись, помни, кто ты такой!
Ведь песчинку с горой невозможно сравнить!
Коль слегка разживется пустой человек,
Он Каруном[176]тотчас же начнет себя мнить.
«Как-то раз устроил торговец пир, созвал всех близких и родных и принес волшебный кувшин. Начал он запускать в него руку и всякий раз доставал оттуда все, что ему было нужно. Присутствующие были поражены и принялись восклицать: „Это не кувшин, это море сокрытых тайн! Это не сосуд, это таинственная сокровищница!“
Под конец торговец хворостом опьянел, начал танцевать. Поставил себе кувшин на плечо, пустился в пляс и каждый раз, когда дотрагивался до кувшина, восклицал: „О кувшин! Ты — капитал моего благосостояния! Ты — основа моего богатства! Ты перерезал канат моей нищеты! Покончил ты с моей обычной бедностью! Весь этот блеск и вся эта пышность идут от тебя! Вся эта радость и все это веселье вызвано тобой!“
Но когда он произносил эти слова, когда болтал этот вздор, нога его поскользнулась, кувшин упал с его плеча и разбился вдребезги, и все, что благодаря ему появилось в доме, сразу исчезло. Тотчас же веселье сменилось горем, вся радость несчастного превратилась в печаль. Поистине, разве может собака знать цену ошейника? Разве может осел оценить драгоценность? Этому бедняку упала на плечо драгоценная жемчужина, а он не знал ее цены. Этому несчастному свалился в руки драгоценный камень, а он по невежеству своему потерял его!“
„О долгоухий, — продолжала дикая коза, — боюсь я, что твое пение окажется для тебя пагубным, как стали бедствием танцы этого торговца хворостом“.
Но осел по своей ослиной глупости не послушал ее совета, поднял голову и приготовился зареветь. Коза молвила про себя: „Нет сомнения, что он все же заревет и всех разбудит“. Поэтому она поспешно убежала из того сада. Не успел осел зареветь, как сейчас же пришел садовник, схватил его, привязал его к дереву, избил его, переломал ему ноги и спустил с него шкуру».
Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью:
«О хозяйка, как пение осла оказалось не ко времени, так и твоя праведность и невинность теперь не к месту. Вставай, ступай к другу и навести ожидающего тебя!»
Худжасте хотела последовать его совету, но поднялся дневной шум, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…
Рассказ о купеческом сыне из Термеза,
о том, как он увлекся своей женой и забросил торговлю,
как давали ему советы попугай и шарак
и как он снова вернулся к своему занятию
Ночь сорок вторая
Когда золотой меч-солнце опустили на шею запада, а обернутый в белую ткань лук-месяц извлекли из чехла востока, Худжасте, наморщив похожий на меч нос и нахмурив напоминавшие лук брови, пришла к попугаю и начала упрекать его на сотни ладов: «Тебя совершенно не печалит мое горе, совершенно не заботят мои печали! Когда же ты наконец возьмешься за мое дело, позаботишься обо мне и доставишь меня к цели?» — «О хозяйка, — ответил попугай, — я уже сколько времени учу тебя всему, что связано с твоим благом, обучаю всему тому, что соединено с успехом для тебя… Если ты будешь внимать мне, то духовные и светские дела твои будут закончены и выполнены точь-в-точь так же, как были закончены и выполнены дела купеческого сына из Термеза
