Книга алхимика - [147]

В ответ я жалобно заныл, входя в образ.

— Меня оклеветали, милорд. Я не совершал ничего из того, что вы мне приписываете. Я ученый и лекарь, причем очень хороший лекарь. В противном случае эмир Абу ни за что на свете не доверил бы мне врачевать себя. И в темницу меня бросили не за измену, а за любовь к своей стране. Я не одобрял преследования христиан, которые устроил Азиз, поскольку из-за этого в эмирате воцарился хаос. Принц заключил меня в узилище из опасения, что я пойду и поговорю с эмиром, который меня любил. Я пострадал совершенно безвинно!

— Хватит врать, — поморщился Элдрик. — Чтоб жид-христопродавец заступался за христиан?! Да кто тебе поверит?! Не забывай, мы с герцогом своими глазами видели, как ты занимался черной магией. Более того, герцог пострадал от твоих чар. Будь моя воля, я бы тебя прямо сегодня сжег на рыночной площади, однако… — он вздохнул и поднял руки, — нам надо думать о более важных делах. Если сведения, доставленные тобой, правда, то получается, ты сослужил славную службу всему христианскому миру. Мы знаем, что Господь во исполнение своей святой воли порой выбирает наименее привлекательные… кхм… орудия. Вот только правда ли то, что ты нам рассказываешь, Самуил? Именно это мне и хочется больше всего узнать.

— Как к тебе в руки попала эта карта? — спросил герцог. — Отвечай, иудей!

— Я, ваша светлость, лекарь и потому могу беспрепятственно проходить в покои эмира. И вот я однажды услышал, как эмир, то есть Азиз, ваша светлость, обсуждает с Хазой план предстоящего нападения. Я врачеватель, ваша светлость, и ненавижу кровопролитие. Я ведь когда-то принес клятву Гиппократа и потому считаю, что если мне удастся предотвратить смертоубийство, то тем самым совершу благородный поступок. Клянусь вам, для меня важнее всего Мишкат, а уж кто им правит, не так важно. Мне хочется, чтобы война побыстрее закончилась, и в стране снова воцарились мир и процветание.

— Вы только его послушайте, милорд! Какая наглая ложь и лицемерие! — с отвращением глядя на меня, Элдрик выставил перед собой длинный палец. — Да признай же, наконец, правду, иудей. Ты решил предать своего эмира-язычника Азиза, потому что тобою движет чувство мести. Мало того что он отверг твои ласки, так еще и бросил тебя за решетку. Кроме того, ты не забываешь и о своей выгоде. Хочешь получить свои тридцать сребреников, да, Самуил? Паладон, я удивлен. Как ты вообще мог водить дружбу с этой падалью?

— Наша дружба в прошлом, ваше преосвященство, — поморщился Паладон. — Это он выдал меня Азизу, рассказав, что я собираюсь сбежать с Айшой. Он всегда завидовал мне, он и еще один иудей, его приятель, Ефрем. Ефрема я прикончил, а этот от меня улизнул. И все же мне кажется, что сведениям, которые он принес, можно доверять. Зачем ему лгать? Если армии Азиза вдруг не окажется в указанном месте, милорд герцог отправит иудея на костер за колдовство. Иудей прекрасно об этом знает и все же пришел сюда. Сам! По своей воле!

— Да, звучит складно, — пробормотал Элдрик. — Тем не менее что-то мне тут не нравится…

— А чего тут думать? — грохнул кулаком по столу Санчо. — Отправимся в поход и все выясним. Мы ничего не теряем, а в случае успеха окончательно прижмем к ногтю мавров. Что же до этой твари… — он кивнул на меня, — хотите — отправьте его на костер, хотите — повесьте. Карта у нас в руках. Больше он нам не нужен.

— Пощадите, милорды, пощадите! — рухнув на колени, возопил я, протягивая Санчо с Элдриком охранную грамоту. — Вы обещали, что мне не причинят вреда. Вы поклялись именем вашего Христа, которого я тоже готов принять в свое сердце. Только сейчас я понимаю, сколь черна моя душа от совершенных мною грехов.

Я полез под стол целовать их ноги. Прежде чем меня вытащили оттуда трое монахов, усадив обратно на табурет, Санчо успел двинуть меня латным ботинком.

Санчо уже извлек наполовину меч из ножен, но Элдрик остановил его, положив ладонь на руку, сжимавшую рукоять клинка.

— Боюсь, милорд, иудей прав. Вы действительно подписали охранную грамоту, в которой поклялись, что ему не причинят никакого вреда.

— Клятвы не имеют силы, если они даны иудеям и дьяволопоклонниками.

— Но вы поклялись еще и перед Богом. Поверьте мне, милорд, я не питаю нежных чувств к этому иудею, но, нарушив клятву, вы рискуете погубить свою бессмертную душу. Вложите меч в ножны. Мы проверим доставленные им сведения. А еще мы проверим, сколь искренне этот изменник хочет обратиться в христианство. Кто знает, может, когда-нибудь он нам еще пригодится.

Выдержав паузу, Элдрик впился в меня взглядом.

— Самуил, ты понимаешь, что я говорю? Пока мы оставим тебя в живых. Если ты сообщил нам правду, то после того, как мы разгромим мавров, ты получишь свои тридцать сребреников — при условии, что покаешься в своих грехах и примешь в свое сердце Христа. Если я почувствую, что ты искренен, ты узнаешь, сколь щедрым я могу быть. На все воля Божья. Быть может, настанет день, и ты, благодаря мне, примешь монашеский постриг. Ты очень одарен, и твои познания обширны, однако вплоть до недавнего времени ты служил злу. Теперь я даю тебе возможность спасти свою душу служением Богу. Когда я повезу библиотеку твоего бывшего наставника в Толедо, я возьму тебя с собой. Переведешь так называемые философские трактаты. Это пойдет на пользу христианскому миру. Ну, что ты на это скажешь? Вместе мы займемся подлинной алхимией, а не той богомерзкой дрянью, которой ты предавался, пребывая во тьме неведения. С Божьей помощью мы отыщем в этом ворохе языческой чепухи жемчужины истины, непротиворечащие Христову учению. Мы обратим нагромождения лжи, с помощью которой Сатана морочит голову язычникам, против наших врагов. Ты только подумай, какие возможности открываются сейчас перед тобой. Благодари Господа за Его милость и милорда герцога за его добросердечие. Поразмышляй над тем, что я тебе сказал, пока будешь каяться в грехах. А теперь уведите его.