Китовый ус - [41]

— Ну чего ты лыбишься? — ласково упрекнул ее Костя.

— Это я так, для себя, — мечтательно ответила Мотя и прикрыла веки.

— Спать будешь?

— Нет, не буду, — встрепенулась Мотя и легла на бок лицом к Косте. — Расскажи, пожалуйста, что за человек эта Утя? Только серьезно, без выкрутасов.

— Она тебе все рассказала обо мне?

— Если бы она все рассказала, я бы не спрашивала тебя, — ответила она, вспомнив тети Утин совет о кипятке.

— Она тебе предложила что-нибудь?

— Работать у нее.

— Работать у нее? — удивился Костя. — М-да…

— А разве ты не знал, о чем мы будем говорить?

— Нет, конечно.

— Ну, рассказывай про тетю Утю.

— Подожди минуточку, выпью воды, изжога замучила, — сказал Костя, и видно было, что такого поворота событий он не ожидал. Он принялся расхаживать по комнате, заложив руки в карманы широченных клешей.

— О тете Уте, значит, как на духу, так? — Костя на секунду остановился и поклонился Моте. — Что же, хотя бы для себя постараюсь выяснить, кто она. Представь себе, что ее знают все, но никто по-нас-то-я-ще-му! Это человек, окруженный легендами. Одни говорят, что она дочь какого-то богатого промышленника, другие — что она бывшая графиня. У нее был муж моряк, офицер, капитан первого ранга, который якобы застрелился, не отдав большого долга, то ли был убит на дуэли перед первой мировой войной, кстати, не простив кому-то нелестного отзыва о своей жене, то есть нынешней тете Уте. Кстати, настоящего имени я ее не знаю, Утя, ну и Утя, какое мне дело, что это значит. Одни говорят, что она дочь какого-то известного адмирала, чуть ли не Колчака, но это настолько нелепо и маловероятно, что даже камбала кривоглазая хохочет над такими слухами. Другие говорят, что до революции она жила в Петрограде, у нее было два сына-близнеца и готовились они стать тоже морскими офицерами, учились в военно-морском училище. Перед революцией сыновья-гардемарины, это было такое звание морское, с другими выпускниками вместе отправились в кругосветное плавание. Пока они шли вокруг шарика, на лучшей его части произошла революция, иными словами, отправились они из одного государства, а возвращаться надо было в другое. Начальник училища не спешил с возвращением, не принял сторону ни белых, ни красных под тем предлогом, что он не для них, а для России готовит морских офицеров. То ли Утя знала, что гардемарины должны были прийти в Одессу, то ли она оказалась здесь вместе с бежавшими буржуями, но во всяком случае она обосновалась здесь. После гражданской войны начальник училища хотел привести крейсер в Одессу, но он боялся и не понимал красных, да ему и не удалось бы это сделать. Потопили бы в пути. Да гардемарины не очень многие хотели возвращаться — в основном они были из семей потомственных морских офицеров. За несколько лет плавания они здорово намаялись — сами зарабатывали себе довольствие, нанимаясь матросами на другие корабли, работая докерами в портах. Короче говоря, на прощанье начальник училища, продав какому-то судовладельцу за бесценок старый крейсер, пошил оставшимся с ним гардемаринам форму, разделил деньги и отпустил на все четыре стороны. Кое-кто из гардемаринов вернулся на родину, вот тетя Утя якобы всю жизнь и ждет своих сыновей. Такая ходит о ней легенда.

— Сколько же ей лет?

— Можно сосчитать. Если верить легенде с гардемаринами, в семнадцатом году им было по семнадцать, пусть она вышла замуж в шестнадцать-семнадцать лет, как раньше было принято, следовательно, ей около семидесяти.

— Ей с трудом можно дать пятьдесят. В семьдесят лет так люди не выглядят, — убежденно сказала Мотя и опять подумала, что тетя Утя наверняка какая-то шпионка. — А у тебя с ней какие дела?

— Придется как на духу, — усмехнулся Костя. — Может, как раз и надо так, — и он опять заходил по комнате. — Я был курсантом мореходного училища, и однажды меня старшекурсники привели к тете Уте. Выпили, закусили, потанцевали. Потом еще раз привели, потом еще… Они не рассчитывались ни разу, меня это удивило. «А мы в долг берем у тети Ути», — ответили они и тут же предложили: «Хочешь тоже брать в долг?» Я спросил, а когда же рассчитываться? «Когда окончите училище, постепенно рассчитаешься. Процентов она никаких не берет, разве что с заядлых неплательщиков, дань берет натурой — привезут они шмотки, тетя Утя заявляется на судно чуть ли не перед таможенниками и забирает их. Но учти, — сказали мне, — за тебя надо поручиться двум человекам, которых знает тетя Утя. Если ты не сможешь заплатить ей, придется платить им». За меня поручилось двое старшекурсников, в свою очередь я успел дать рекомендации нескольким друзьям, а надо сказать, что тетя Утя открывает кредит только курсантам нашего училища. Мне рассказывали как-то ребята, что она потом особенно доверенным своим клиентам говорит имена и фамилию своих сыновей, может, им удастся встретить их в каком-нибудь порту. Во всяком случае этого она мне не говорила… И вот я ходил к тете Уте года два, задолжал, но это чепуха. А дальше у меня история, как у мичмана Панина. Я встретил очень красивую девушку, землячку. Она училась в консерватории, воздушное такое создание. Я приводил это создание к тете Уте, а когда приехали домой на каникулы, вообще у нас заполыхала любовь. И тут бац! — узнает она, что у меня дед был золотарем, дерьмовозом проще сказать, и батя пошел по этой линии, только назывался ассенизаторщиком и ездил не с бочкой, а на машине с цистерной. Тебе, как торговому работнику, надо знать, что раньше даже были булочки золотарские, такие, с большой дыркой посередине, с тонкой ручкой. Дед в Харькове работал, говорил, что они утром часов в шесть едут на бочках и жрут булочки эти. Романтика! Да-а-а… И сказало мне воздушное создание, мол, папа и мама против наших встреч. Елки зеленые, думаю, отчего же это? Батя мой на фронте не его возил, а боеприпасы, да и я захватил войну, у меня четыре боевые награды. Ах вы, гады, замараться побоялись!.. И думаю, как же им устроить веселую жизнь. И надумал. Батя на обед приезжал домой на машине, после обеда спал немного — он израненный весь был, слабый. Приехал он как-то с полной цистерной, а ставил ее подальше от домов, соседи ругались. Я сажусь в машину, подкатываю к их дому и, зная, что воздушное создание принимает на пляже солнечные ванны, а папа-мама на работе, открываю форточку, вставляю туда шланг и на полном газу вливаю им две с половиной тонны подарка в жидком виде. Да-а-а… У мичмана Панина, да не смейся ты, не для одного смеха это сделал, закончилась история благополучно, но не у меня. Скандал был жуткий. Но я его не застал, мне оставаться в родном городе не следовало. Приехал к тете Уте, рассказал ей все, она хохотала минут двадцать, потому что знала воздушное создание, и дала мне пятнадцать тысяч рублей на компенсацию убытков папы-мамы. Тетя Утя сказала: «Даю тебе потому, что эта история могла стать гордостью флота, будь у него корабли такого класса, как у твоего отца автомобиль». Был суд, денег этих не хватило, доплачивал батя. Но и это чепуха. Главное то, что батя, боясь за меня, сам выкачивал подарок, пошел на мировую с ними. Они после этого совсем озверели, обнаглели до того, что у них якобы чуть не каждая пара обуви была бриллиантовая и вонючие половики шиты золотом. И это не страшно. Они написали в училище и потребовали исключить меня из него. Начальство пыталось замять скандал, договорилось с папой-мамой, что они примут мои извинения, мол, сделано это в состоянии аффекта, по молодости, молодой человек влюблен в вашу дочь, и кто знает, чем это все закончится. Папе-маме потребовались мои извинения. Я сказал начальству, что тут обоюдное оскорбление и неизвестно, какое из них сильнее и обиднее. Они получили деньги за все, я же не получил ничего и поэтому извинюсь только после того, когда они первые принесут мне свои извинения. Но из этого ничего не вышло, мне пришлось уйти из училища. Вот как все было, мурмулька, удовлетворена?