Китайские мемуары. 1921—1927 - [92]
За школьниками, по обеим сторонам улицы, с красными бантами или красными бумажными цветами стояли власть имущие в тяжелых шелковых халатах и в кофтах поверх них. Они встречали нас почтительными поклонами и совали в руки свои визитные карточки. За ними стояли купцы; кто побогаче (это можно было видеть по одежде)—ближе к властям, кто победнее — подальше от них, и, наконец, в самом конце толпился трудящийся люд, который пришел сюда, судя по всем признакам, просто из любопытства, и если плебс начинал работать локтями, чтобы убедиться воочию, что это не кто иной, как министр, то улыбка на лицах людей в шелковых халатах сменялась гневным выражением.
Здесь нам рассказали и о встречах другого рода. В какой-то гуандунский уезд назначили нового уездного начальника. Все в округе знали, что это отъявленный взяточник и вор. И вот, когда новый начальник торжественно подплыл во главе целой процессии кули, которые несли на паланкинах его самого, жен и вещи, ворота в городок оказались запертыми. Перед ними выстроились двести плакальщиц, встретивших новое начальство похоронными причитаниями и стенаниями. Так начальство в городок не было впущено и вынуждено было повернуть обратно.
Дорога из Маши пролегала по скалистым берегам реки Бэйцзян, чередовалась с трудными переправами. Местами высеченные в скалах узкие ступени вели нас вверх. Путь был крутой, и даже министры, которые обыкновенно не сходили с паланкинов, на этот раз вынуждены были подниматься пешком.
Мы подходили к последнему уездному городу провинции Гуандун. Здесь встреча была торжественнее, состоялись митинги, произносились революционные речи. Стены домов были оклеены рукописными антиимпериалистическими плакатами.
Городок по имени Наньсюн был старинный. Об этом говорили его стены, башни и дворцы. В давние времена он был славен своими философами. И когда командир второго корпуса Национально-революционной армии, ученый и воин Тан Янькай занял его, он в первую очередь установил мемориальные доски в их честь.
Мы остановились здесь в каменных башнях общественного сада и, отдохнув, пошли бродить по узким улицам городка. На дворе ямыня стояли большие каменные плиты в человеческий рост. Плиты были старые, покрытые зеленой плесенью. Мы сумели очистить одну плиту; сохранившиеся иероглифы указали на то, что это земельный закон первых императоров династии Мин. Прочесть текст не удалось, ибо слишком был стар этот, более чем пятисотлетний камень.
Наньсюн — бойкий торговый городок с развитым ремеслом. На дверях каждого жилища висели таблички, охранявшие от злых духов, а рядом — расклеены плакаты, призывавшие к бойкоту английских товаров. Колодцы в городке аккуратно выложены камнем, и над ними в выдолбленных в камне нишах находились скульптуры Будды, перед которыми теплились свечки.
Из Наньсюна дорога шла в горы. Нам предстояло перевалить через горный хребет, который отделяет провинцию Гуандун от Цзянси. Дорога шла сперва по межам рисовых полей, а потом расширилась и круто пошла вверх.
Вот и последняя гуандунская деревенька, последние харчевни и последний отдых перед перевалом.
Чем выше поднимаешься по этой выложенной камнем и пробитой в скалах дороге, тем больше расширяется панорама с горными вершинами, водопадами и прилепленными к склонам гор деревнями.
Чем выше, тем чаще кумирни. Вот наконец и каменная арка. Вы входите в ворота Мэйлинского перевала, и перед вами раскрываются чарующие пейзажи Цзянси с горными хребтами и межгорными долинами. Вдали виден Даюй, первый уездный город провинции Цзянси, расположенный отсюда на расстоянии 15 км.
Мы вступали в новую, только недавно приобщившуюся к национальной революции провинцию. Позади лежал Гуандун—провинция, которой национальное правительство уже управляло, хотя и с перерывами, несколько лет.
Проходя по деревням и городкам Гуандуна, мы не чувствовали там революционного подъема. Население здесь уже «привыкло» к национальному правительству. Всюду мы сталкивались там с малоземельными крестьянами, бедностью, нищетой. С точки зрения крестьян положение вещей не изменилось. Тот же земельный собственник, сдававший на кабальных условиях землю в аренду крестьянам, тот же шэньши, те же налоги, то же взяточничество. Отсюда — разочарование крестьянства и безразличие к национальному правительству.
24. Нанькан
Иначе было в Цзянси, а затем в Хубэе и вообще во всех только что освобожденных провинциях. Они переживали революционную весну. Здесь поднялись миллионы, которые верили, что Национально-революционная армия и национальное правительство дадут им все, о чем они мечтали: арендатор верил, что избавится от гнета землевладельца и чиновников; рабочий — что получит менее продолжительный рабочий день и достаточную для скромной жизни заработную плату; нищие — что они будут сыты; мелкая буржуазия — что она будет спокойно торговать и богатеть.
Бурлило людское море на митингах, где гоминьдан не скупился на безответственные обещания. Все кипело, горело, всюду чувствовалась потенциальная мощь масс, вышедших на улицы и площади с портретами Сунь Ятсена и В. И. Ленина.
Массы еще не разглядели врагов революции, они с триумфом несли на руках своих завтрашних палачей, правых гоминьдановцев, которые теперь нацепили на себя ярко-красные банты и разглагольствовали о национальной революции.
На материале биографий Уинстона Черчилля и Джорджа Оруэлла автор показывает, что два этих непохожих друг на друга человека больше других своих современников повлияли на идеологическое устройство послевоенного западного общества. Их оружием было слово, а их книги и выступления и сегодня оказывают огромное влияние на миллионы людей. Сосредоточившись на самом плодотворном отрезке их жизней – 1930х–1940-х годах, Томас Рикс не только рисует точные психологические портреты своих героев, но и воссоздает картину жизни Британской империи того периода во всем ее блеске и нищете – с колониальными устремлениями и классовыми противоречиями, фатальной политикой умиротворения и увлечением фашизмом со стороны правящей элиты.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.