Китайские мемуары. 1921—1927 - [91]

Встречался и другой тип деревень, жители которых, казалось, не занимались земледелием, а содержали харчевни. Чуть ли не каждая семья здесь чем-то торговала. Женщины сидели под навесами харчевен и торговали земляными орехами, вареным сладким картофелем, семечками и изредка мандаринами. Нищета и здесь бросалась в глаза и сливалась с однообразным серым цветом жилищ как снаружи, так и внутри. Никаких украшений в домах, лишь над входом — дощечка с иероглифами, охраняющими от злых духов.

В этих двух типах деревень ремесло почти совершенно отсутствовало. Начиная с шапки и кончая туфлями— все покупалось. Всюду было много нищих: старух и детей, бегавших за каждым прохожим и вымаливавших подаяние. И здесь заметно было отсутствие девушек и юношей. Не видели мы их и в полях за работой.

В деревне манеры и церемонность крестьян при разговоре с пришедшими из Кантона людьми ничем не отличались от вежливой манерности городского обывателя. Но сладкие улыбки и складывание рук наблюдались только при общении с начальством; с кули крестьяне говорили просто, без манер и улыбок, деловито. Значит, церемонность была вколочена палкой чиновников в продолжение веков и предназначена для обращения с ними.

На пути встречались и другие селения, где велась оживленная торговля. В них было несколько улиц, много харчевен, но больше всего лавок и ремесленных мастерских. Улочки узенькие, выложенные камнем,

Кумирня

были как бы прикрыты сверху навесами крыш настолько, что в яркий солнечный день здесь было тускло и сыро. В селах этих имелись маленькие кумирни, и перед изображением богов тлели тоненькие свечки. Часто кумирня была мала и грязна, но местами встречались небольшие, выложенные из кирпича и заботливо убранные, чистые не то кумирни, не то храмы предков.

В деревнях такого типа были и опиекурильни. Мы обнаружили это случайно, зайдя в одну из хижин. В темноте разглядели лежащего на кане человека со специальной лампочкой у головы и с длинной трубкой в зубах. Надетый на проволоку белый шарик опиума накаляется на лампочке до кипения и затем кладется в трубку. Две-три затяжки, и человек уже витает в заоблачных высях. Глаза мутны, и под ними вздуты мешки. Он смотрит на вас в упор, но вы чувствуете, что он не соображает, где он и чего от него хотят.

Опиум —бич китайской деревни. Он пришёл в Китай из Индии, завезенный англичанами, которые име-

ли «монопольное право» на отравление китайского народа опиумом. Сперва опиум привился среди аристократии и особенно был распространен при дворе императора. Позже опиум стал «демократизироваться», и города наполнились опиекурильнями. Самые фешенебельные рестораны в Кантоне представляли собой игорные, публичные и опиекурильные дома. Рестораны не имели общих залов, это сплошные отдельные кабинеты, и в каждом кабинете — твердая лежанка для курения опиума. Из городов он проник в деревню, и. чем больше была нищета в деревне, тем больше здесь курили опиум. Курили мужчины, женщины и даже дети.

Ремесленники в деревнях изготовляли обувь, платье, ткани на деревянных станках, сами красили первобытным способом ткань. Все это предметы домашнего обихода. Ремесленник одновременно был и хозяином лавки, в которой продавались произведенные им товары. В ремесле была занята вся семья от мала до велика. Но были и наемные рабочие, главным образом «ученики». Это дети деревенских бедняков, работавшие от зари до зари и получавшие за свой труд пищу и жалкое рубище. Эксплуатировали их нещадно, а эксплуатация прикрывалась патриархальными обычаями.

Классовое расслоение в этих деревнях легко обнаруживалось. Здесь было довольно много рабочих в кустарных мастерских, кузницах, много кули, занятых переноской товаров. Наряду с этим — много зажиточных торговцев, сдававших свою землю в аренду.

Казнокрадов здесь также было немало. Они обитали в ямыне (управлении). Власти не столько следили за порядком, сколько грабили всякого, кто попадал под руку. Если даже в революционном Кантоне мы были свидетелями того, как шофер машины, поломавшей коляску рикши, был оштрафован полицией на три юаня в пользу рикши, из которых два юаня полицейский тут же положил в карман, то можно представить себе, что делалось здесь, в этих волостных деревнях, где власти никем и никогда не контролировались. Кстати сказать, местные власти, несмотря на приход революционных войск, не были сменены. Их обязали только вступить в гоминьдан.

Во всех деревнях политработники армии расклеили плакаты и воззвания. Удивлялись мы тому, что власти не срывали их, ибо сплошь и рядом они были направлены против шэньши. Зачастую мы видели плакаты с серпом и молотом и призывом к крестьянам организовываться в крестьянские союзы. Мы видели плакаты с лозунгами в честь Коммунистического Интернационала и мировой революции. Это была работа коммунистов и комсомольцев.

Мы подходили сейчас к довольно крупному волостному центру, городку Маши. Выяснили, что 85% крестьян этого района, будучи абсолютно безземельными, арендовали землю у крупных собственников.

В Маши нам была организована торжественная встреча. Кажется, это было первое место после Шаогуаня, где власти подготовили такой прием. За стеной городка, по обеим сторонам дороги, выстроились школьники со смешанным оркестром из европейских и китайских музыкальных инструментов. При появлении нашей процессии школьники воспользовались возможностью вдоволь позабавиться пороховыми хлопушками.