Киномелодрама. Фильм ужасов - [7]
Трудно сказать, кто кому больше обязан: кич кинематографу или кинематограф кичу. Во всяком случае, они долго шли в паре, питая друг друга, почти сливаясь. Экран имел необыкновенно богатые возможности для пропаганды кича, для воспитания в зрителе не только мещанского вкуса, но и так называемого кичевого сознания — определенного типа идеологии, конформистской, потребительской, нормативной.
С тех пор прошло несколько десятков лет. Человечество пережило две мировые войны, кризисы, острейшие классовые, политические и национальные конфликты, передел мира, величайшие технические и научные открытия, побывало в космосе, спустилось на дно океана, обогатилось духовными озарениями, в стороне от которых не был и кинематограф. Казалось бы, в век такой высокой цивилизации нет места для кича, а уж тем более для кичевого сознания. Оказалось это совсем не так. 70-е годы XX века не только сами породили новые формы кича, но и ностальгию по старым его моделям.
Мода на «retro»[5] особенно ярко сказалась опять же в кинематографе. Экраны запестрели названиями фильмов о «прекрасном прошлом», о «трогательной» юности века. Явление «retro» не однозначно, не однородно. Для одних художников это возможность сказать правду о прошлом, поиски причин, породивших трагические следствия сегодняшнего мира. Для других — экзотический фон для смешной, чаще всего пародийной истории. Для третьих — поиски романтизированного героя. Для четвертых, наконец, способ утверждения кичевого сознания, реклама старых мод, старых канонов морали, общественных догм. Прошлое в этом случае служит утверждению настоящего.
Когда-то, еще в 1934 году, вышла книга немецкого искусствоведа Ф. Линде «Kunst oder Kitsch?» («Искусство или кич?»), в которой автор исследовал проблему как замкнуто эстетическую, приложимую в основном в сфере изобразительного искусства. Фундаментальные исследования этой же проблемы в последнее десятилетие принадлежат западногерманскому социологу Кристиану Келлеру («Всемирная власть кича»), французским писателям Луи Повелю и Жаку Бержье («Вечный человек») и, конечно же, французскому социологу и психологу Абрахаму Молю («Психология кича, искусство счастья»). Это разные работы: откровенная апологетика кича у Повеля и Бержье, примирительная позиция у Келлера и идеологически двусмысленная у Моля.
Абрахам Моль описывает пять основных признаков кича: функциональную нелогичность (штопор с изображением Наполеона, копия Нотр-Дам — пресс-папье); стремление к монструальным масштабам, к ненужной многофункциональности; отсутствие чувства меры; жажда воздействия на разные чувства одновременно («пахнущие фильмы», специальное оборудование кинозалов, вызывающее ощущения землетрясения, очки с вмонтированными транзисторами); посредственность, расчет на «массовое сознание», доступность, комфортность, то есть боязнь всего сложного, трудного (мягкий плюш, приятное переживание, легкая, ласкающая слух мелодия). Типология Моля хотя и верна, но далеко не полна. Он сбрасывает со счетов агрессивность кича, его деструктивность, угрожающую вредность. Правильно характеризуя кич как «комбинацию из функций собственничества», сравнивая его с огромным товарным предприятием — супермаркетом, автор «Психологии кича» делает в конце совершенно неверные выводы, расценивая его как неизбежное для современной цивилизации «искусство счастья». Он пишет:
«…Супермаркет, этот триумф современного общества, может выполнять две функции: заставляет оглушенного рекламой потребителя покупать себе вилочки для устриц, которые ему решительно не нужны, и одновременно предлагает ему что-то, что не входит в задачи магазина и существует в нем независимо от остального: сказочную игру света и цвета, незнакомый пейзаж, новую красоту, сложную и не тенденциозную»[6].
«Кичевому раю» Моля, его философскому фатализму, двусмысленности выводов резко противостоит польский публицист Анджей Осенка. Он утверждает:
«Кич — это не забавный теленок о двух головах, а грозная, мрачная, трагическая болезнь, распространяющаяся в современном мире так стремительно, что ее можно сравнить с отравлением природной среды»[7].
Осенка рассматривает кич как форму деградации искусства, упрощенную, опошленную до абсурда кальку ее, раковую опухоль на теле современного общества. Этой же точки зрения придерживаются и советские исследователи.
«Модель мира, проецируемая на кичевое сознание, включает нерассуждающую веру в жизнеспособность, животворность существующих буржуазных институтов, боязнь перемен и новых идей, то есть общественный консерватизм, и утешительную иллюзию, смысл которой заключается в том, что каждый солдат может стать генералом»[8].
До сих пор речь шла главным образом о социальном, философском понимании кича, его общественно-политической роли. Не менее важно также уяснить его эстетическую природу, систему взаимоотношений с искусством и массовой культурой.
Исследование кича дает нам почти наглядную возможность понять, как тесно переплетаются идеология и эстетика, психология и искусство. Вне кича, его функций, роли, форм нельзя сегодня понять механизмы массовой культуры, в ее крайне негативном проявлении.
Вниманию читателей предлагается первое в своём роде фундаментальное исследование культуры народных дуэлей. Опираясь на богатейший фактологический материал, автор рассматривает традиции поединков на ножах в странах Европы и Америки, окружавшие эти дуэли ритуалы и кодексы чести. Читатель узнает, какое отношение к дуэлям на ножах имеют танго, фламенко и музыка фаду, как финский нож — легендарная «финка» попал в Россию, а также кто и когда создал ему леденящую душу репутацию, как получил свои шрамы Аль Капоне, почему дело Джека Потрошителя вызвало такой резонанс и многое, многое другое.
Книга посвящена исследованию семейных проблем современной Японии. Большое внимание уделяется общей характеристике перемен в семейном быту японцев. Подробно анализируются практика помолвок, условия вступления в брак, а также взаимоотношения мужей и жен в японских семьях. Существенное место в книге занимают проблемы, связанные с воспитанием и образованием детей и духовным разрывом между родителями и детьми, который все более заметно ощущается в современной Японии. Рассматриваются тенденции во взаимоотношениях японцев с престарелыми родителями, с родственниками и соседями.
В монографии изучается культура как смыслополагание человека. Выделяются основные категории — самоосновы этого смыслополагания, которые позволяют увидеть своеобразный и неповторимый мир русского средневекового человека. Книга рассчитана на историков-профессионалов, студентов старших курсов гуманитарных факультетов институтов и университетов, а также на учителей средних специальных заведений и всех, кто специально интересуется культурным прошлым нашей Родины.
Книга посвящена исследованию исторической, литературной и иконографической традициям изображения мусульман в эпоху крестовых походов. В ней выявляются общие для этих традиций знаки инаковости и изучается эволюция представлений о мусульманах в течение XII–XIII вв. Особое внимание уделяется нарративным приемам, с помощью которых средневековые авторы создают образ Другого. Le present livre est consacré à l'analyse des traditions historique, littéraire et iconographique qui ont participé à la formation de l’image des musulmans à l’époque des croisades.
Пьер Видаль-Накэ (род. в 1930 г.) - один из самых крупных французских историков, автор свыше двадцати книг по античной и современной истории. Он стал одним из первых, кто ввел структурный анализ в изучение древнегреческой истории и наглядно показал, что категории воображаемого иногда более весомы, чем иллюзии реальности. `Объект моего исследования, - пишет он, - не миф сам по себе, как часто думают, а миф, находящийся на стыке мышления и общества и, таким образом, помогающий историку их понять и проанализировать`. В качестве центрального объекта исследований историк выбрал проблему перехода во взрослую военную службу афинских и спартанских юношей.
«Палли-палли» переводится с корейского как «Быстро-быстро» или «Давай-давай!», «Поторапливайся!», «Не тормози!», «Come on!». Жители Южной Кореи не только самые активные охотники за трендами, при этом они еще умеют по-настоящему наслаждаться жизнью: получая удовольствие от еды, восхищаясь красотой и… относясь ко всему с иронией. И еще Корея находится в топе стран с самой высокой продолжительностью жизни. Одним словом, у этих ребят, полных бодрости духа и поразительных традиций, есть чему поучиться. Психолог Лилия Илюшина, которая прожила в Южной Корее не один год, не только описывает особенности корейского характера, но и предлагает читателю использовать полезный опыт на практике.