Киевские митрополиты между Русью и Ордой (вторая половина XIII в.) - [11]
Особенность перечисленных сводов, окончательно сформировавшихся на рубеже XIV века, состоит в том, что доносящиеся ими известия сохранили в себе явные следы редакторской работы, обусловленной влияниями времени, интересами церкви и княжеского рода[101]. Создается впечатление, что, выправляя сообщения об обстоятельствах русско-монгольской войны и последующих событиях, еще свежих в памяти древнерусских элит (а именно на них было рассчитано летописание[102]), высшая церковная иерархия еще не могла в полной мере «переписать» историю, придав действиям своих пастырей едва ли не религиозно-эпическое звучание[103], как это произошло в более позднее время. Пока же она только стремилась представить себя в более выгодном свете через умолчания и осторожные формулировки. Так, сохранив лояльность к Орде, она, скорее всего, желала если и не скрыть, то, по меньшей мере, сгладить или затушевать свою специфическую позицию в русско-ордынских отношениях.
При анализе церковно-ордынских отношений также были использованы более поздние летописи: Никоновская (Патриаршая) летопись[104], Степенная книга[105], Русский хронограф[106], свод Владимирский летописец[107], Ермолинская[108] и Типографская летописи[109]. Их использование способствовало заполнению пробелов, встречающиеся в древнерусских летописях XIV века[110]. Однако по-прежнему не утратила свою актуальность критика сведений, содержащихся в этих сводах. В ряде случаев, записи поздних летописей включают в себя существенные дополнения не известные для более ранних сводов, внося путаницу и ставя под сомнение достоверность таких сообщений. Примером подобного можно считать записи о взятии монголами Киева[111].
Субъективные и тенденциозные по своему характеру[112], отстоящие на столетия от описываемых событий, записи сводов XVI века интересны и в ином. Это важный источник, доносящий оценки потомками действий своих пращуров. Применительно к исследуемой эпохе это оценка поступков святителей и князей, оказавшихся в сложных обстоятельствах монгольского вторжения и его последствий. Если в раннем русском летописании первые десятилетия монгольского господства на Руси рассматриваются как божественное испытание, а действия современников оцениваются через призму их готовности принять благое Христово иго постигшего, то в поздних летописях присутствует отличное отношение к описываемым событиям. Образ святой Руси для них ассоциировался уже не с Израилем и Иерусалимом[113], а с усиливающимся родом московских князей. Действиям правителей Руси уже не нужны оправдания и в итоге им приписывается далекая от действительности готовность до последнего противостоять монголам и Орде.
Не менее примечательно, что даже в поздних летописях отсутствуют образы святителей, благословляющих защитников русских городов и разделяющих со своей паствой трудности времени. Если не считать описаний смерти святителя Митрофана Владимирского, то и раннее русское летописание, а с ним и современники трагедии, не знали подобных примеров. Тем не менее, тексты сводов XVI века ценны при анализе определенных обстоятельств деятельности архиереев XIV века. Например, их использование оправдано при рассмотрении проблем, связанных с ростом церковной социально-политической, канонической, административной и экономической самостоятельности. При сопоставлении с сообщениями раннего русского летописаний известия поздних сводов позволяют увидеть перспективу развития церковных институтов и их социального и каноническо-правового самосознания. Именно в данном контексте были применены сообщения летописей XVI–XVII вв.
Важно отметить, что весь комплекс летописных сводов был хорошо исследован как в дореволюционных трудах, так и в современных работах. Исследованию были подвергнуты как сами летописные тексты, так и запечатленные в их сообщениях сюжеты. Огромная заслуга в изучении этой группы источников, безусловно, принадлежит А.А. Шахматову, В Т. Пашуто, Д.С. Лихачеву, Б.М. Клоссу, И.Н. Данилевскому, Риккардо Пиккио, А.А. Горскому, В.Н. Рудакову и иным, главным образом, современным исследователям[114]. В общем объеме трудов перечисленных авторов выделяются исследования, посвященные изучению повестей о монгольском нашествии[115].
Наряду с летописями важное значение для реконструкции места церкви и ее первоиерарха в событиях первой трети и конца XIII в. важное значение имеет ряд повестей и Слов, написанных по следам драматических событий, связанных с монгольским вторжением и его последствиями[116]. Сохраненные в этой группе источников образы событий и их участников ценны и имеют безусловную научную значимость. Это своего рода рефлексия постигшего Русь бедствия. Пожалуй, наиболее рельефно это осмысление произошедшего присутствует в «Слове о погибели земли русской», в поучении и словах Серапиона владимирского, а также в описании падения Рязани[117].
При работе над исследованием были использованы древнерусские летописные своды, реконструированные в результате работы археографической комиссии и опубликованные в книжной серии издательства «Языки русской культуры». На сегодня — это не только самое широко употребляемое в научной среде, но и наиболее авторитетное в исследовательской среде издание русских летописей.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Работа посвящена одной из актуальных тем для отечественной исторической науки — Второй пандемии чумы («Черной смерти») на территории Золотой Орды и прилегающих регионов, в ней представлены достижения зарубежных и отечественных исследователей по данной тематике. В работе последовательно освещаются наиболее крупные эпидемии конца XIII — первой половины XV вв. На основе арабо-мусульманских, персидских, латинских, русских, литовских и византийских источников показываются узловые моменты татарской и русской истории.
В книге исследуется ранняя история африканских цивилизаций и их место в истории человечества, прослеживаются культурно-исторические связи таких африканских цивилизаций, как египетская, карфагенская, киренская, мероитская, эфиопская и др., между собой, а также их взаимодействие — в рамках изучаемого периода (до эпохи эллинизма) — с мировой системой цивилизаций.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.